ЮРИЙ КОСАГОВСКИЙ

ЗАПИСКИ

П У Т Е Ш Е С Т В Е Н Н И К А

В СТРАНУ

СЧАСТЬЯ

(1982 г.)

москва

2002

*

известна любовь, которую называют болезнью, и мотивировка в том заключена врачей, что любовь к объекту – не к человеку, а к вещам человека. И это, во-первых, ужасно прекрасно по ощущениям, а во-вторых, одна из страниц самых поэтичных в книге любви

*

на песке лежали ее босоножки, я выкладывал около них камешки, и втыкал палочки, и получался пейзаж, мне нравилось с ними играть, и потом я записал первую запись в блокноте о ней:

у моря все такое

сумасшедше нежное

у моря все смотрят

как любимые прежние

у моря у Черного

и птицы по-своему

летают над каждым

как будто их двое

у моря все

влагой полно

и дыханием

у моря

насыщенно все ожиданием

у моря на душе

невозможно блаженно

нет… жить здесь нельзя

пожить можно временно

у моря мечтать хорошо

ни о чем

пиджак свой

накинув себе на плечо

у моря еще

хорошо так бродить

но только захочется

бешено пить

прощаться придется

с далью морскою

и любить и привязываться

пожалуй не стоит

так что же

лучше его не видать никогда?

зачем же сюда идут поезда?

ах так повидаться

немного погреться

немного в себя

поглубже всмотреться

и боже мой

но куда же потом?

на это увы

не ответит никто .

*

это стихотворение я прочитал ей, чтобы сказать, что я свободен совсем, и если я ей нравлюсь, то я свободен, да и хочу быть с ней. Она гуляла со мной вечером по дорожкам и со своей маленькой подружкой, лет 13-ти

а я хотел писать стихи

про светлячки

которые мерцают

по неясному волшебству

и видел все сквозь грустные очки

сквозь смерть

которая гуляет по соседству

а я-то оказался вдруг в раю

я не знаком с таким самим собою

за счастия чертой

себя не узнаю

не узнаю себя за счастия чертою

я мысленно

раз десять прошептал:

как повезло мне

как я счастлив

да я как пес

как пес бездомный

могу теперь

сказать ей здравствуйте

я ночь гулял с ней до утра

нет… эта ночь

была на сон похожа

все было так безумно радостно

и сложно:

то нежная метель

то мертвая жара .

*

утром я не мог заснуть от радости, я бродил за территорией, потом в самом лагере, нашел на низеньком заборчике, обмазанном цементом, начатую бутылку шампанского, добрые школьники, у которых вчера был выпускной вечер, ее оставили вместе с двумя стаканчиками. Я сидел на дороге, вернее около на трубах обернутых толем, они были горячие от солнца, и по ним текла, может быть, горячая вода, пекло солнце, над травой летали бабочки, я пил шампанское и писал стихи.

Как ни странно стихи эти, напечатанные выше, немного мрачноваты, я был очень счастлив, я знал, что она пройдет по дороге, но прошли мои сослуживцы с работницей министерства, я им предложил выпить, но они мне не ответили

*

Настроение все время было между блаженством и самоубийством, вот стихотворение написанное на конкурс, который мне предложил ее друг

Случайный цветок полевой

Милее цветов что подарены

И может быть это Оля?

Когда я устал

Когда было грустно

Когда пожалел я родителей

Случайный цветок на пути

Когда я спускался по лестнице

Меня поразил воспоминанием

О детстве – вкусом акаций

Может быть это Оля?

*

когда я думал, что она не любит меня, я писал

Это были слезы не любви

Это были слезы очищенья

Чтобы я забыл все прошлое… все дни

Чтобы ощутить идущее мгновенье

*

Когда я не мог ее видеть, потому что начался скандал тихий, как бывает в учереждениях, и главное, она мне сама запретила ее видеть, я писал то счастливый, то убитый собственными мыслями или подсказанные мне Чаплей В., который меня нежил как котенка

Я говорил себе грустя

Я говорил себе страдая

Ну что с того что не хотят

Тебя любить… живи мечтая

Я говорил себе грустя

Я говорил себе страдая

Ты плачешь маленький чудак

Об истинной любви мечтая

Я говорил себе грустя

Я говорил себе страдая

А может это все не так

А ты все стонешь засыпая

Ты сам не любишь может быть

А потому-то и отвергнут

А потому-то дверь открыть

Не можешь ты… закрыты двери

Я говорил себе грустя

Я говорил себе страдая

Душа и тело так хотят

В слезах быть чистыми для рая…

*

Лежал на песке у моря

И читал стихи о любви

И глядел на солнце заходящее

Как и мое счастье

Мне не было очень больно

Потому что я тогда ошибался .

*

пока Чапля мне рассказывал про тачку с решеткой, на которой за границей где-то убирают мусор на пляже, я придумал лопату для этой тележки

с дырками, чтобы было легче рабочему поднимать ее с песком, ну, т.е. уже вернее без песка

*

она уехала, нежно со мной простившись, или почти что нежно…

мне без нее все кажется

не настоящим

все время черного платья ее не хватает

все деревья… дороги

сложить бы в какой-нибудь ящик

нереальностью все раздражает

и не видеть бы все никогда

вижу в комнате ее

замираю

все дороги ложатся от туда

и идут в бесконечность

ах боже мой – когда я там буду не знаю

и мечтаю лишь только о том

чтобы вместе в постель с нею лечь .

*

я так боюсь ее

она меня боится

хотя и властвует всецело надо мной

я только лишь успел влюбиться

и предложил ей быть моей женой

она мне кажется такой прекрасной

зверенком маленьким

испуганным зверьком

царевной из индийской сказки

с которой по волшебству я знаком

как далеко она

сейчас собаку гладит

читает книгу

пробует писать рассказ

бросает… нерешительность во взгляде

звонит к друзьям

… но с ней там я

в задумчивости ее глаз…

*

Больше ничего не в силах делать

Как только думать и писать о ней

И вспоминать: то … как пошла

То обернулась… поглядела

И нет мне дела ни до мира

Ни до людей…

*

Она спросила:

Почему ее люблю я?

И я не помню… что ответил я

Но знаю я… что что-то там проснулось:

Как будто зацвели зеленые поля

Или как будто распустилась вишня

Или как будто зацвела сирень

Весь мир мне кажется

Таким ненужным … лишним

А вспоминать ее закрыв глаза

Готов весь день

*

И странно –

Радио не мешает

Я три страницы исписал подряд

Наверно громче говорит душа

Наверно далеко

Направлен внутренний мой взгляд

Как жалко, что я не описал наши ночные купания в море, у меня было воспаление под верхним зубом и бронхит, я бы даже сказал, несколько с астматическим уклоном, но я бросился следом за ней в ночное море, я хотел поверить, что эта вспышка холода мне будет даже полезна, а главное, я купался с ней… И еще вспомнил, как я всех насмешил тем, что думал, что он является мужем одной женщины из их компании, они были, как я думаю, все лекторы

*

а сам-то я был в кино, около 15 минут смотрел, потом ушел на этнографические танцы, по дороге на каждом углу вспоминал, как она здесь была.

Смотрел как вертлявый композиторишка сыграл полторы песни, и не выдержал, ушел, а пионеры битком набитые сидели и ахали. Заглядывался на пионервожатых, я это объясняю, что от радости.

На другой день ездил на машине за билетами с пионервожатой, шофер ее угощал персиками. Мой билет потом нужно было еще в 2 часа съездить выкупить, но ей машину больше не дали. Я ожидал что-нибудь подобного. Потом все снова повторилось с билетами, уговаривали остаться, а я говорил, что Оля здесь ни при чем, и что у меня просто неотложные дела.

*

Поужинал в лагере в 7, в 7-20 вышел из комнаты, оставив записку Чапле В., в 8-20 сел в случайный автобус и 8-45 сел в Туапсе в поезд, все время мысленно давал телеграмму, как покинул лагерь:

в е т е р л и с т о к с о р в а л н а к о н е ц

и о н п о л е т е л в н е и з в е с т н о с т ь

*

Видимо в Харькове еще добавлю: я уже в Харькове. Ложусь спать в 11, чтобы скорее приехать

*

то, что нравится или не нравится людям, легко сформулировать, и находится на уровне интересов амебы или туфельки, это, конечно, я с горяча преувеличиваю, но все наши чувства, которым мы с такой свежестью отдаемся уже существуют не меньше двух миллиардов лет.

*

я соскучился без нее и открываю блокнот, еще два часа назад мне пришла мысль, что это для меня и телеграф, и телефон, и почта, и даже почти прикосновение к ней.

*

был в ресторане. Сидел в соседнем вагоне и ждал, когда его откроют, два раза прошли мимо меня двое грузин, глядя на них, невольно улыбнешься: один носатый сосредоточенный, а другой кругленький не бритый. В ресторане я познакомился с ними, вернее сидел с ними. Но там же пока у окна сидел, еще прошел человек, улыбаясь, и подмигнут мне, как будто мы знакомы. И вот вошел я в ресторан, и сразу увидел улыбающегося, он опять улыбался и звал меня к себе. Много говорил обо всем. Импровизировал.

-Ты знаешь, почему поседел, сказать?

-Скажи.

-Из-за советской власти.

-Нет, - говорю, улыбаясь, а он наоборот посерьезнел, - из-за конфликта с обществом я не так много поседел, как из-за женщин.

*

смотрел-смотрел в окно. Попались среди непролазной зелени два станционных домика (они, как две станции, на которых конечно ни один поезд не останавливается).

*

а в ресторане тот человек говорил мне, что он художник тоже, что мы коллеги, вытащил из кармана показать кресты, они действительно были красивые, Христос везде, чуть согнув ноги, лежал на кресте, раскинув руки, один из них был медным и лежал на белом кресте. Я не спрашивал, что за матерьял, но думаю, что или сталь, или мельхиор, а скорее железо, и может быть, фигурки алюминиевые, медная была припаяна оловом, остальные на эпоксидной смоле.

-Ты что там увидел? – подозрительно спросил он.

-Ничего, просто я смотрю, как они сделаны.

-Смотри-смотри, ну что увидел? Ну, скажи, как они сделаны?

-Хорошие кресты, - сказал я.

-Ты скажи, какой лучше из них?

Поглядел все четыре. Там с обратной стороны были рисунки, т.е. всякие загогулины.

-Они каждый по-своему хороши.

-Молодец, - коротко сказал он.

Мой сосед грузин налил нам чачу, я поблагодарил его. Мне нравилось ехать в вагоне-ресторане: с одной стороны, неуклонно приближаешься к Москве, а с другой стороны, в обществе как-то легче переносить ожидание. А тот человек отхлебывал чачу потихонечку, как и я. Грузины были те самые, которые мимо меня проходили. Подвинули блюдечко с колбасой, и я взял ломтик. Я сказал:

Мадлопт.

Он улыбнулся в профиль и кивнул, а я ему помолчав еще сказал, наклонившись, желая сделать приятное:

-Нодара Думбадзе знаете?

Он кивнул.

-Да.

-У него висит моя картина, - потом вытащил из кармана удостоверение и провел пальцем по обложке читая вслух:

-Союз художников СССР.

Он кивал, а потом заказал еще три шашлыка. Один мне. Улыбающегося не угощали. Обидели. Он пересел. Сейчас вспоминаю и грущу. В пьяном вдохновении он говорил, что может пол станции упоить, что его все любят, что он всю жизнь по тюрьмам провел, гулял так гулял иногда, всех может заставить на ушах стоять, если захочет.

-Так не надо говорить, - сказал я, - это не хорошо.

-Это я вообще могу, если захочу, - объяснял он.

Он пытался пить чачу, но с ним что-то случилось. Он пол минуты сидел, прижав ладони к лицу, потом сказал:

-Не могу пить, Бог мне не позволяет. Вы меня извините.

Промокнул лицо скатертью. Потом пересел к молоденьким солдатикам, я даже не заметил.

-Почему он ушел? – спросил меня грузин, который был худой и сосредоточенный и сидел рядом со мной.

-Там лучше слушают, - сказал я.

-Кушайте-кушайте, - подталкивал он меня по-дружески локтем, я кивал и попросил у официанта вилку и еще шашлык.

-А как зовут вашего друга, - спросил я, посмотрев на своего соседа, а потом и для вежливости и на толстого и заросшего.

-Его зовут Лева, - отвечает мой сосед, раньше он мне уже объяснял, что Лева председатель колхоза и сам он там бухгалтером.

Когда официант принес шашлык, я поставил его перед Левой и говорю:

-Это Вам, но не потому, что Вы председатель, а потому, что мне кажется, Вам еще можно съесть.

Я не обратил внимания, что они, вернее забыл, что они уже съели по порции. Официант с них взял за пять шашлыков. Официант мне сказал:

-Я Вас не считаю.

Когда грузины отдали свои деньги и стали получать сдачу, я протянул свой рубль за шашлык. Грузины возмутились, сдачи видимо взяли меньше, а я убрал свой рубль в карман.

Оба грузина уже встали.

-Пейте-пейте, - говорил, стоя надо мной, ближайший, носатый и худой. Я допил чачу и тоже встал. Мне хотелось еще посидеть в ресторане, но грузины боялись, как я понял позднее, что с меня еще возьмут денег, и тогда получится, что они меня не угощали, а в ту минуту я решил, что они меня хотят пригласить к себе. Улыбающегося уже не было. И до сих пор слышу его голос:

-Ну, прощайте, извините, если что не так, Бог простит, Бог среди вас, я сейчас схожу, так что прощайте, помните меня…

*

часто в коридоре стою, и смотрю в окно, мысленно бегу ногами по дорогам, что тянутся около рельс, и думаю, как хорошо ехать в поезде, а не на самолете: в поезде как будто радуешься, что мелькает-мелькает быстро дорога, и деревья, и вот-вот прибежишь радостный обняться, а если не позволит, прижаться головой к краюшку платья.

Иногда мне страшно, что еще не дал телеграмму, а иногда спокойно и радостно, что она думает тогда обо мне: едет он или не едет? А в другом случае она бы думала: едет, с этим все ясно, можно пойти в кино или к друзьям в гости. Пойду обедать, больше не могу лежать на полке, уже пол пятого.

*

прохожу купе

где шумно

и моментально вспоминаю о ней

сижу один

выключаю с раздражением радио

но тут же включаю –

всякое движение

даже напряженный голос диктора

приятно напоминает

что она есть на свете .

*

четыре утра, ночь, Тула была два часа назад, опять тянет к окну, и думаю, чем еще манят к себе деревья: чтобы взглядом бегать по их вершинам, а иногда и снизу до верху осмотреть, как девушку – каждое говорит мне то молча, то глазами, то жестом, то шепча: «какой ты счастливый!»

*

с ужасом думаю о том, что в 8 вечера пил чачу с молодыми грузинами в их купе, хотелось послушать их песни, и они пели немножечко, но потом разошлись, петь по просьбе не очень-то хотелось наверно.

*

прошел проводник, увидел, что я лежу на матрасе, накрывшись одеялом.

-Постель соберите, товарищи, - похлопав по матрасу, говорит, я ему три лезвия подарил в первый вечер, как сел в поезд, каждым из них можно по месяцу бриться, если через день.

-Я уже отдал, - говорю. Он уходит. Не знаю, поспать, или к окну пойти. Да, еще подметка у меня на море в пионерском лагере отвалилась и болтается. Приедем в 5, я думаю пойти пешком до тех пор, пока не откроют метро. Если дождя не будет пойду в сандалях, кстати, чача выветрится, а если дождик, то подошва тоже будет бормотать под нос себе: ох, и счастливый у тебя вид, все тебе завидуют, я тоже рада за тебя.

*

еще мгла туманная, утро конечно очень раннее, пол пятого, вальс Чайковского видимо наигрывают, хорошо, что не бодрые песенки – мне кажется, когда закрываю глаза, что обнявшись мы падаем с ней в облаках куда-то во вселенной.

*

уже час в Москве. В голове только и звучит 989 28 350. Никто не подходит. Иду к себе в мастерскую. 989 28 350. Может быть, она ночует у друзей, может быть, отключила телефон, чтобы поспать от надоедливых звонков, а может быть, я для нее уже не существую. 989 28 350. А может быть, телефон не правильный. Но она же заглядывала, что я пишу, и исправила. Я сначала написал 979, а она сказала: «не 979 а 989».

Но что же это? Никого нет. Через одну остановку, уже моя остановка автобуса, позвоню еще из автомата. Да, очень грустный номер оказывается 989 28 350.

*

наконец-таки, после того, как я разложил сумку, вставил свою единственную картину, написанную в поездке, в раму, попил чаю с печеньем и спел себе песни, что я сочинил там, у моря – подошел женский голос к телефону.

-Здравствуйте.

-Здравствуйте.

-А можно Олю?

-Она спит еще.

-Спит?

-Ну конечно.

-Ну, извините.

-Пожалуйста.

Спит – это ужасно хорошо, значит, она дома. Еще звонил, чтобы узнать, когда она проснется, и сказать, чтобы передали, чтобы она позвонила ко мне. Один раз просто повесили трубку, а в другой уже не подходили. Если ее родители вешают трубку, не очень-то деликатно, если соседи, жалко, что они мне этого не сказали, я бы не так расстраивался. Соседи, пожалуй, разбудили бы, что им жалеть чужой сон – это, видимо, ее мама, раздраженная не известно чем.

*

не знаю, что делать, лечь спать? Неохота, нет сил. Разберу-ка постель, и буду ждать. Можно стихи пописать.

*

я бы очень хотел стать классиком, чтобы знали люди, что не обязательно божественное вдохновение нужно для стихов, а достаточно незначительного порыва, просто занять себя чем-то и «пописать» стихи.

*

в 9 часов постирал простыни и пододеяльник, думаю, не случайно она мне сказала, что «как? Мы будем у меня?» Видимо, там ей плохо. И вот поднял трубку мужской голос, видимо, отец. «Ее нет» - говорит. Это конец. Это конец всей истории. Ну что же, прощай… маленькая девочка… Оля…

*

раздались в 10 и в 12 утра два неведомых звонка, может быть, это мое прошлое? Больше нечего записывать не хочется. Пойду в магазин, куплю себе что-нибудь на ужин и, может быть, буду рисовать.

*

кстати второй звонок был связан с ее песней, т.е. посвященной ей и с пейзажем, который изображает этот пионерский лагерь. Зря об этом написал, стало только грустнее.

*

купил 10 бифштексов, вдруг она приедет, три пирожных, тоже из-за нее и для нее, и килограмм фиников, этого бы нам хватило надолго. Она больше, или кто-то там, не звонит, но у нее уже час, как занят телефон. Хотел я было поехать в гости к Леве Б., смотреть футбол, первенство мира, а от туда позвонить, а теперь неохота, вдруг у нее сломан телефон, а она не будет знать, куда звонить, чтобы найти меня. Странно, я вроде бы с ней мысленно расстался, а теперь опять фантазирую и о ней, о ней, о ней. То ли от того, что съел два бифштекса с крапивой и горсть изюма, то ли от того, что у нее занят телефон.

*

на развалинах дома шла, как я увидел, серая кошка. У нее была такая походка, как будто она шла по комнате вдоль шкафа, и можно было подумать: вот существа, которые умеют перемещаться или находиться вне времени и пространства.

*

предыдущую запись в блокноте я сделал, когда мы с ней проходили мимо беременной кошки, лежащей в траве, при этом я вспомнил ту, которую видел, ожидая Олю в первый раз в Москве на остановке автобуса. Как она улыбалась, когда появилась?! Это что-то невозможно-приятное.

*

пока ждал ее около дома, написал стихи об ансамбле из одних девушек, я конечно злился на Олю, что она меня не пригласила к себе.

У девушек в руках гитары

Электроорганчик … Микрофон

И эта музыка подарок

Тому… кто женщиной рожден

Прикосновенье к струнам

Ритмы… где все обыденно… легко

Напоминает звон посуды

И вкус малины с молоком

То просто рук прикосновенье

То много говорящий взгляд

И эту музыку и пенье

Там в зале слушают … сидят

А та вот девушка… в оранжевом

Что палочками там стучит

На красном фоне… точно в пламени

Так нежно… сладко там горит

В руках у девушек гитары

Электроорганчик…. Микрофон

И эта музыка подарок

Тому… кто женщиной рожден .

*

в третью ночь я остался один, мне не хватало ее рядом. На другой день я по телефону ей говорю, знаешь, как я компенсировал твое отсутствие? И прочитал то стихотворение, которое написал ночью без нее:

Оля – это начало дня

Это самый нежный

Самый милый цветок во вселенной

И только его аромат я могу дышать

С тех пор как однажды

Прикоснулся губами

Это было неосторожно

И с тех пор я в опасности

Вернее мое дыханье

Да… задохнувшись без него

Я уже не буду существовать

Но эта зависимость

Наполняет меня счастьем

Оказывается чтобы быть счастливым

Надо страдать

Оказывается звезды

Могут быть только на черном

Во мраке ночи

И я – это звезды

Это мое желание

Прикасаться губами к ее лицу

А она – это царевна яркая Луна

А вместе мы нечто естественное

Как вселенная

А солнце

То что я не возьмусь описывать

Единственное что скажу

Что все начинается

С тепла ее щек

И теперь я несусь на колеснице

Где одно колесо – луна

А другое солнце

Где одно колесо черное

А другое белое

Я раньше не понимал этого

Про что говорят всю жизнь:

День и ночь

День и ночь

День и ночь .

*

я захотел спать только, написав еще два стихотворения:

моя мама

как удалось тебе

быть такой многоликой?

Когда я любил

Первую женщину

Мне нравилось нежиться с ней

Как будто я прижимался к тебе

Когда я полюбил вторую женщину

Я увидел тебя

Молодой

Когда я полюбил

Третью

Я следую всем твоим словам

Но ты присутствовала

Во многих

Даже на кого

Я просто засматривался

Так как же это тебе удавалось?

*

мир этот белый

но он и черный

это отдаленно говоря

как клавиши

все сосредоточенно в женщине

чтобы понять мир надо понять ее

для этого надо ей посвятить жизнь

но в конце нельзя

разглядеть слова сказанные вначале

все надо мерить и измерять

исходя из мужчины

он – мирозданье

которое рассказывает

о себе и о мирозданье

поэтому его слушать приятно

мир это – женщина

но и мужчина

это отдаленно говоря

как черное и белое

например - черные и белые клавиши .

*

утром я проснулся рано, перечитал все, походил по коридорам и комнатам, написал еще одно стихотворение и заснул не надолго.

Ты моя радость

Ты мое утро

Говорю я сам себе

Над ее пустой подушкой

И засыпаю после

Утренних стихов .

*

начав делать яичницу, я побежал звонить, вернее, сначала записать в блокнот, а потом я уже позвонил ей

… помутнение роговицы глаза, может быть, вызвано проникновением кислорода из вне и окислением тканей …

*

-Ну и что потом? – спрашивает Оля.

-Надо подумать о какой-то диете, или примочках, или о каких-нибудь препаратах, хотя что-то органическое лучше, как диета.

-Да, верно, - сказала она, - ну что же хорошо.

*

она уехала в Румынию, заняла половину стоимости билета у своего друга. Я ее спросил, а не расценит ли он это как-нибудь иначе, она сказала, что нет. Я подъехал к ее дому на машине моего друга, уговорил я его тем, что он может увидеть мою новую жену, которую я привез с моря… - как она улыбалась?! Невероятно приятно. На вокзале она уговорила меня уйти пораньше, потому что может появиться ее друг, а я представил себя на его месте, и пожалел его, вернее самого себя, переселившись мысленно в него, и ушел. Потом, правда, вернулся со стороны электричек и долго стоял в начале платформы, дул ветер. В сумерках издалека меня не было видно. Когда поезд проезжал мимо, я посетовал, что очень быстро машинисты ведут поезд, и они через пол минуты сбавили скорость. Я видел много лиц и фигур, и спин, и рук, но ее не увидел. Это меня расстроило, хотя, может быть, она меня высматривала на другой платформе. А, может быть, сразу забыла уже про меня. Я не буду комментировать те стихи, что я написал в эти дни, буду ставить только числа, если они будут в блокноте .

*

чай пью в приятном одиночестве:

я знаю - что любим

я помню - что люблю

а за столом со мною утреннее солнце

я знаю - что люблю

я помню - что любим

*

унесся ураган любви

оставив всю застывшую пустыню

где все сметенное его благодарит

забыв от счастья даже его имя

ты далеко

разлука мне приятна

чтоб ощутить все счастье глубоко

через тринадцать лет – тринадцать дней

ты все вернешь обратно

улыбкой… взором

и движеньем рук

а я в азарте буду наблюдать

волшебную игру

*

пишу ужасно скверные стихи

но не могу остановиться

все промахи мои смешны мне и легки

приятны даже… я мечтал влюбиться

*

мне трудно петь совсем

грустные песни

т.к. рот мой

расплываться привык в улыбке

за последние три дня

*

ах, еще один небольшой экскурс в прошлое, она на третью ночь исчезла. И это на четвертую, уже помирившись я писал «Оля – это начала дня», но в ту ночь, когда она пропала, я проиллюстрировал свои стихи кровью, она мне как-то с упреком бросила нечто кровожадное, я об этом забыл, но видимо настроение осталось, правда кровь из артерии у запястья я не смог получить, рвал-рвал иголкой кожу, было страшно и наконец я просто укалывал каждый раз, когда кровь заканчивалась, себе средний и безымянный палец, и спичкой рисовал. Она мне по этому поводу сказала «не интересно», а я сказал: не интересно, тогда не подарю этот сборник, но она его взяла. Все там было отпечатано на машинке, кроме последнего стихотворения, написанного шариковой ручкой от руки.

*

ты меня мой сын спасешь

когда захочется мне смерти

и рука уронит нож

мысленно глазами встретив

искорки твоих любимых глаз

ты спасешь меня не раз

раньше я родителей жалел

огорчаясь в этом грустном мире

а вчера вот в темной комнате

в своей квартире

искры любопытных глаз твоих

во мраке разглядел

только показалось лишь на миг

личико твое и снова скрылось

но ужасной боли ветер стих

смерть сложила как большая птица

свои крылья

жду ее звонка уже не так

я готов и к счастью и к потере

неуютный мир открыл мне двери

буду жить в нем даже кое-как

*

а потом уже было все остальное, и ее отъезд в Румынию, кстати, она мне обещала сама, я ее не просил, написать письмо, хотя может и не написать, как и я не писал в Москву Лене … хотя я ее и просил не строить никаких планов. Итак, листаю дальше свой блокнот.

*

я всегда с негодованием и с раздражением относился к насмешкам над женщинами, хотя иногда и получал удовольствие – «волос длинный, а ум – короткий», или «логика женщины»! Но у женщин интуитивное осознание мира, а если бы они не дарили бы его мужчинам, а все они рождены, то они лишились бы возможности строить теории и гипотезы, т.к. логического пути от факта к теории нет, как говорит Эйнштейн .

9 июля

я думал, что песня посвященная Оле

не будет пользоваться популярностью

а сам ее напеваю целый день

хотя и заглядываюсь ужасно на женщин

но тут же теряю к ним интерес

не находя в них чего-то

вспоминаю ее улыбающуюся

так в каждой фигуре что-то есть от нее

это приятно что она размножилась

и сделал весь мир привлекательным

но она – самая цельная она

*

глаза у женщин смотрят

еще удивленно

а губы окаменели

на какой-то заученной мысли

которой она себя

давно останавливает

наверно она даже забыла

уже слова…

но следует самой себе

уже неукоснительно

*

цветок прекрасный мой

ты без меня я знаю не скучаешь

в компании сияешь ты улыбкой

и кокетством слов то в ресторане поезда

то за вечерним чаем

то за вином

то веселишься всем на зло

но … иногда подходишь ты к окну

и в даль печально улыбаясь

крылом мечты тревожно задеваешь

картину нежную одну:

как мы с тобой вдвоем

в страну из детских грез

счастливые идем

9 июля

*

макака хитроумная

кривлявая кокетка

не веселись

до полной пустоты

оставь немножко

мыслей в голове

пусть дождь из грез

пройдет хотя бы редкий

чтоб подрасти

для счастья медленной траве

9 июля

*

другая женщина

ревниво нарвала травы

расставив в вазочки

умелые букеты

не для уюта … нет… вы не правы:

я оглядел их

веточки как лапки хищные стонали –

милый где ты?

*

волнует женщина любая

меня… пьянит

съедобной нежностью своей

тебя зачем-то забывая

но не дано границу перейти твою

ни мне… ни ей

когда я это замечаю со злорадством

я опьянен

уже напитком вечности самой

и безмятежен так и горд

своим богатством:

богиню мирозданья

звать своей женой

… оказывается женщины все – миражи

и ждет меня

головокружительно безумное блаженство

в объятьях счастья моего

9 июля

*

я так скучаю

без тебя

а иногда

еще ревную

грущу

на календарь глядя

когда

ужасно затоскую

стараюсь

так развлечь себя

чтоб незаметно

дни мелькали

я был

в гостях у Лены с Галей

своей влюбленностью

их зля

потом хотелось

разобраться

как дальше

в дружбе

поступить

я раньше их хотел любить

хотя могло и показаться

все будет так

как скажешь ты

как мы решим

нежно целуясь

все в мире знают только твои губы

в них наше счастье и мечты

12 июля

*

наверно пьешь вино

до ночи поздней

в компании

где взгляды мотыльки

ночные бабочки

стрижи

летают в полумраке

не упрекая ждать

тебя мне сложно

как будто бы

без пищи и воды

прожить велела

брошенной собаке

осталось восемь дней

три позади

они прошли как месяц

как пол года

я свой блокнот

стихами наводнил

виски мои –

как карт колода

все мысли непонятные

как точки у семерок

картинки яркие

мои друзья

но не охота видеть мне которых …

а может быть

что даже и нельзя

а вдруг… как только

перестану думать о тебе

ты тоже обо мне забудешь

и каждый будет предоставлен

собственной судьбе? …

13 июля

*

пора пойти к

родителям

весь день

вчера – сегодня

я сочинял мелодии

на флейтах и гитаре

это скучаю я

это не вдохновенье

вся внутренность моя

полна словами

музыкой

как на персидском сказочном базаре

*

не ем почти что ничего

все чай да чай

и музыка

потом головокруженье

запасы кончились:

заварка… сахар… хлеб…

смятенье… и печаль…

немножко радости…

и столько же сомненья…

14 июля

*

как на свиданье прихожу к тебе

когда в постели перед сном

пишу стихотворенья

только потом спокойно веки гасят свет

а иногда и среди дня

бросаюсь на постель

ища счастливого мгновенья

14 июля

*

с рассудком у меня

как при пожаре –

легкий бред

вернее будто надышался

ядовитыми цветами

за «поцелуи» и «постели»

мне прощенья нет

если не буду знаменит с годами:

тогда б любовь бы

всех людей к тебе

от чтения стихов

меня бы при мирила

с раскаяньем надежно и легко

как мертвого могила

14 июля

*

а может наконец

нашел вдруг счастье я

не в жизни - а в словах

в фантазиях… в игрушечных делах

14 июля

*

один портрет твой

мне напоминает

что я люблю

я рисовал его смущенно глядя на тебя

второй

о том напоминает

что я любим

его я рисовал по памяти

когда горит ночник у изголовья

взгляну – ты как живая

все смотришь… сморишь на меня

и в сумерках ночных

под потолком

летают мысли две:

итак я наконец люблю

и даже – я любим

14 июля

*

любовь к тебе

похожа

на тюрьму

где каждый день

ждут приговора:

как белке в колесе

приходится средь мыслей

моему уму

а иногда

спокоен в забытье я как большое море

14 июля

*

наверно любишь ты меня

откуда вдруг спокойствие такое

которое приходит среди дня

без зависти смотреть и видеть

в мире счастие любое

14 июля

*

ты мне сказала

сексуальность у меня

в молчании моем

а у тебя –

в порывах и сомненьях

и потому

я захотел с тобою

быть всегда вдвоем

что после поцелуев

поиск истины

сладчайшее мгновенье

*

мысль высказанная не вызывает у меня возражения, о том, как она высказана, мне говорить не хочется, достаточно такого рассуждения, что если стихи хорошие, это хорошо, а если плохие, то значит я действительно очень сильно влюблен, что даже не способен сосредоточиться, ну а если все удачно, это тоже хорошо. Кстати, забавная история у меня произошла позавчера. Я сидел на лавочке около подъезда, меня провожала мама и мы отдыхали. Прошел мой сосед и пригласил, вернее, повторил свое приглашение приходить к нему на чай. Сев ужинать, я с тоской представил вареную колбасу и брынзу, которую уже ем неделю. А перед этим я был у него в гостях, и там его девушка приносила и уносила вкусные вещи. Я позвонил, что иду пить чай, а сам ожидал ужина, но он мне предложил брынзу .

*

грустно думаю о том

что меня ты разлюбила

и что пуст уже мой дом

что любовь вообразила

никого там нет уже

может даже не бывало

там на каждом этаже

просто сердце помечтало

и приедешь… скажешь мне:

странно очень… я забыла

может было все во сне

если даже что-то было?

*

И стихи я разлюбил

И не те слова ложатся

Будто бы рука забыла

Все к чему ей прикасаться

Поздно не могу заснуть

Рано трудно подниматься

Может даже одному

Лучше и не просыпаться

14 июля

*

я прогоняю задышав

из памяти

мелькнувший образ

обнаженной груди

но не удачно

хочется лежать

и представлять:

когда ж опять

мой праздник будет?

15 июля

*

сказать?

через шесть дней

шесть ангелов земли

и шесть ее теней

15 июля

*

пока пишу стихи о поцелуях

сердце молчит

безмолвно и грустя

ну что его так там волнует?

ну что волнует там тебя?

наверно

потому что знает

что мир жизни чувств

случаен и жесток

наверно в глубине своей

не забывает

что я ужасно одинок

*

иду по улице

вдыхаю ароматы

чего? наверно тополей

и ветер жизни

мне приятен

и жить поэтому

наверно тяжелей

сияет солнце где-то там

на небосводе

а на асфальте зайчики

сквозь тополиную листву

и облачка как волшебства в природе

и смерть все теребит у лука тетеву

и чем прекрасней все

да… чем прекрасней

то тем движенья пальцев смерти

судорожней и страстней

*

болит голова

глаза закрываются

опять пол четвертого ночи

болезнь – мой палач

просыпается…

чего она хочет?

Сама ты устала от схватки со мной

Любовь моя бедная

Бедная черная вьюга

Ревнует сама

Меня к Оле живой

Влюбленность

Давнишняя с детства подруга

16 июля

*

на другой день боль в груди при дыхании, это я простудился, пока перепечатывал блокнот, были жарких два или три дня и я сидел голый с открытой дверью и открытым окном. А еще мне хотелось закалиться к приезду Оли и никогда не болеть. Два дня пью сульфодимитоксин, осталось выпить еще три таблетки за три дня, а она приезжает через четыре, так что к ее приезду я буду здоров.

17 июля

*

вчера был у меня Толя мой со своей Олей, и я высказал такую мысль, которую мне сейчас хочется записать: конфликты между мужчиной и женщиной носят внутренний глубинный характер, если нет детей – то это репетиция, а если есть дети – то уже реальная борьба за сферу влияния для передачи каких-то качеств, накопленных индивидуальным опытом и даже опытом целой генетической линии или по линии женщины или по линии мужчины. Хотя на логическом уровне все очень просто: ах, газета не там лежит, ах, еще чего-нибудь. А вне поля видения людей лежит их жизнь за иллюзорным забором поверхностных логический объяснений и мотивов.

*

Толя мой со своей Олей опекают меня, говорят заботливо, ты смотри, сделай то-то и не делай того-то, беспокоятся за меня, чтобы я не потерял то свое счастье, которое нашел там у моря. Он часто произносит фразу и она звучит у меня в голове иногда. Эта фраза грустная, она как-то коротко призывает не убиваться по поводу потерь, и своих, и тех, кто связан с тобой, и тех с кем происходит что-нибудь подобное: «Жизнь продолжается! Да?», и мы улыбаемся.

*

был у Левы с Буниным В., он играл на фортепьяно миниатюры Прокофьева. По-моему, лучше чем сам Прокофьев – потому что ему надо было доказать, что он композитор хороший и что он пианист хороший, и это портит его исполнение, а Бунин Вл. Играет одну музыку, но так, как будто она рождается тут же на глазах, наполняя ее своей болью или улыбкой.

*

влюбленный цикл стихов

напоминает мне

жужжанье мухи в паутине

ей каждый посочувствовать готов

и с ужасом боятся

впасть в ее унынье

а молчаливая любовь

которая

в опущенных руках… глазах таится

всех наполняет

радостью без слов

как солнца свет

вокруг везде ложится

мне хочется теперь

молчанием своим

сложить поэмы

лучшие для Оли

как воспевают крылья и глаза

ночные соловьи

что б мир завороженный загрустил

мечтая о любви

вот так хотел бы я

ни мене и ни боле

17 июля

*

слишком серьезно

вдруг стал относиться к стихам

чего-то ждать от них

неведомо чего такого

и рыба никогда не клюнет там

где ждут и ждут ее упрямо бестолково

так и стихи… когда

это всего лишь время некое препровожденье

вместят нечаянно в себя? Все поезда

все облака… и мир родит второй

в воображенье

случайные блуждающие строки

случайные…

идущие из ни откуда всякие слова …

… вдруг строят мир приятный и не строгий

где жизнь и истинна и весела

*

как будто навстречу к тебе

несемся мы по дороге

это в субботу на дачу к Толе мы едем

а в среду ты мне уже скажешь: привет!

Осталось совсем немного

*

мимо Али… мимо Гали

мы поедем в эти дали

где давно нас не видали…

*

последнее трехстишие я шутя сымпровизировал в машине, проезжая Кутузовский проспект, как чужие проезжал эти места, отвернулся, что бы не грустить только от тех садов, где Галя меня водила чтобы увести навсегда, но что поделать, если у женщины есть уже ребенок и она начинает строить новую жизнь, я думаю, нужно помнить, что иногда она может поступать так, как не ожидает сама…

*

я взял с собой флейту деревянную индийскую, которую мне подарил один художник, украинскую сипелку и детскую немецкую триолу, тоже дудку, но с клавишами, как у пианино, только без черных клавишей, играть никто ни на чем не умеет, и поэтому нас ждет там масса веселых минут

*

на веранде

в плетеном кресле

вспоминаю слова интересные

что хотели

сказать мне листья:

не грусти… что грустить… улыбнись…

мы расскажем

тебе про Олю

видишь в листьях зеленое море?

так она

среди волнам нежится

как Афродита

когда-то прежде

видишь как солнце в листьях трепещет?

как летают бабочки поцелуев

у щек и где плечи?

а видишь

как замерла в глубине листва?

а как повторяет

ее имя трава?

на веранде

в плетеном кресле

вспоминаю слова интересные

что хотели

сказать мне листья:

не грусти…

что грустить…

улыбнись…

18 июля

*

едва покинул

дачи

министерства просвещенья

услышал

стрекоты кузнечиков

и птичек пенье

за насыпью дороги

лес не густой и поле

здесь чувство

можно выбрать

для себя любое

тут от мухи жужжанья

до пенья ворон

все чего-то звучит

из любой из сторон

справа как мурлыкает кот

шум машины

слева стук электрички

трагический длинный

сверху солнышко ранее

мягко печет

если верить воронам

жизнь вполне ничего

у развалин дома Голицына

вижу чудо

которое даже

не снится

вижу что-то невероятное

приближаюсь

в непонятном азарте:

то ли губы там

в воздухе что ли

то ли просто

чудо какое

над травою спокойно

парит

повсеместно

над сердцем царит

как надежду

любви

видит странный чудак

над травою

на месте висит

красный мак

неподвижные красные крылья

как его

над травой воспарили?

как вдруг столько

красного цвета собралось

чтобы вспомнилась Оля

и совсем не дышалось?

18 июля

*

как паук

паутины стихов

тку и тку неустанно

чтобы мир свой создать

мир приятный странный

чтобы сердце твое

навсегда

здесь со мной

задержалось

чтобы сердце мое

никогда бы с той не прощалось

18 июля

*

клевер нежный

слова твои

наяву воскрешают

вспоминаю

вдруг голос я твой

а ромашка

как я вопрошает:

ну скажи

что любим я тобой

18 июля

*

ветра шум постоянный

мерцанье в радостном трепете листьев

напевают мне шум океана

где я жил …или Черного моря

где песни мои родились

*

какой цветок ни понюхаю – Оля!

*

последнее стихотворение - это я просто воскликнул сам себе, потом рассказал об этом Толе, сказав, что это самое короткое стихотворение, мы шли по тропе к озеру… далее произошли очень неприятные события: я был возмущен давно тем, как Павлик, сын толиной Оли, разговаривает с матерью, и сказал свое мнение, что если он в 13 лет говорит ей «поди сюда», все оспаривает и обязательно настаивает на своем, то в 18-20 лет он просто ее будет бить и требовать денег, но теперь вот на озере я увидел, как этот же ребенок ведет себя с Толей, и понял, что она потакает тому, чтобы 13-ти летний хам прибрал к рукам 44-х летнего мужчину, я воспитывался в семье, где мужчина был главой семьи и видеть такое было вне моих сил, я нарисовал Толе мрачное его будущее, когда ему будет лет семьдесят, и посоветовал ему расстаться с ними, потом я правда понял, что это слишком жестоко с моей стороны советовать и поправился, я сказал, что можно остаться, но надо как-то исправить и Павлика, и всю ситуацию, т.е. и его отношение к матери, на мой взгляд, если ребенок неуважительно относится к матери, то он оскорбляет этим и отца, т.е. мужчину и этого допускать нельзя.

Я не знаю, что со мной случилось, я последнее время был со всеми терпим, но, может быть, я нервничаю из-за того, что так долго не вижу свою Олю, и не знаю что меня ждет, хотя сейчас понимаю, что даже за одни эти сомнения, она будет меня осуждать, а, может быть мы уже все давно поняли, что Толя с Олей не уживутся – он уже двадцать раз уезжал от нее, может быть, я не могу больше выносить скандалов их, а, может быть, действительно этот ребенок, действительно что-то чудовищное, но как бы то ни было, я переживал свое выступление. Наконец я не выдержал и решил обо всем сказать при Оле, чтобы она все знала, мне стало легче, но не долго. С одной стороны, у меня разрывалось сердце, что я разрушаю ее счастье, а с другой, я уже не мог переносить вида ни ее, ни ее сына, потому что она заботливо растит и лелеет чудовище, которое будет активно попирать все, что есть хорошего на свете. Она это поняла, утром она устроила плач, рыданья, правда мне казалось, что она оплакивает дачу, которая вероятно не достанется ее сыну, но так или иначе, пришел Толя и сказал, что «она сумасшедшая и тебе лучше уехать». Он проводил меня до станции.

19 июля

*

как раньше

в старом вагоне

были зеркала напротив

и там проносился лес

так теперь

напротив в электричках сидят люди

и в их глазах

проносится жизнь

19 июля

*

получается, черт знает что, завтра приходит поезд, и даже шесть поездов, она, вероятно, приедет в 9-35 утра. Но письмо она мне не написала, телеграмму не дала, наверно для того, чтобы мы не встречались с ее другом Толей. Неужели не могла ему написать, чтобы он не встречал? А может быть, наоборот, она, наконец, решила навсегда быть с ним и не знает, как от меня избавиться.

Если нее просплю, то приеду к 9-35. Зачем? Не представляю просто, как можно не поехать. Отец со мной говорит вполне нейтрально, и можно думать что угодно, я думаю, что все наверно хорошо.

Жалко, что она не позвонила из Румынии, я просил передать, чтобы она мне привезла, какой-нибудь музыкальный инструментик, рублей за пять, т.е. не дорогой, впрочем, она итак наверно что-нибудь привезет, это мне всегда будет напоминать, как я ее ждал эти тринадцать дней, хотя и то, что я пишу тоже, будет напоминать, но ее подарок бы мне напоминал гораздо приятнее, и короче, это же надо будет каждый раз все перечитывать с начала до конца, а я уже заранее чувствую, что многие места меня будут раздражать, как-то напоминает почему-то по слогу это иногда «Путешествие в Арзрум», и что общего, почему мне так приспичило не понимаю? Пушкин в первый раз отправился за границу, от этого у него такой азарт и торопливость изложения, хотя впрочем, куда я путешествую мне тоже не известно, а главное в первый раз я не только посвятил одной женщине такое количество стихов и прозы, но и вообще в первый раз захотел добиться расположения женщины, мягко говоря, на самом деле, я хочу на ней жениться. Именно поэтому, наверно, чувствуя что-то общее с сочинением Пушкина, я и дал такое название своим запискам. Интуитивно, неосознанно конечно я действовал, а потом вроде бы мне и открылась причина.

Итак, завтра она приезжает.

20 июля

*

позвонил к Бунину, он доделывает ремонт, в своей квартире, ему хорошо, имеет свою квартиру, есть куда привести жить будущую жену, и рояль есть. Я ему сказал, что вымыл полы так, что можно блин ронять, а потом поднимать и есть. Кстати, перечитал много пушкинских интонаций и в стихах, но это я и раньше видел, и относил это все к тому, что состояние какое-то неосознанное, как в бреду, это даже радовало меня тем, что значит – влюблен очень сильно, или просто болен, но как провести грань?

20 июля

*

проснулся сегодня без пятнадцати пять, и мог конечно успеть к шести, я уже придумал как добираться на электричке: до Комсомольской площади, а потом на троллейбусе по Садовому кольцу до Киевского вокзала, но пока то, да пока се… или же интуиция мне подсказала через мою неторопливость, что не к шести надо ехать. Да и ехать ли вообще, не испугал ли я ее своей навязчивостью? Да и что ждет меня там не известно, может быть она мне скажет, что уже забыла про меня. Сегодня об этом узнаю. Постирал вчера простынь, а то подумает: вот как хорошо в Румынии, такое чистое белье было, и менять не забывают цивилизованные люди, поэтому и простынь постирал и даже две наволочки, только нижнюю не постирал, а перевернул, вернее даже вывернул – это у меня пододеяльник, и он стал чистым, мне жалко было стирать, там все-таки немножко осталось воспоминаний о нашем мире, когда мы начали жить вместе, и не потому, что там запах духов ее, нет ничего подобного, но есть сам факт, что она и я, мы вместе проспали и проулыбались, и проразговаривали на этой постели два дня. Как говорит Бо-Цзюй-И: вспоминаю стихи моего друга и вторю им в слезах, так и слог мой или состояние духа вернее, вернее потому, что первоначальнее, вторит уже Достоевскому, конечно один меня учил улыбаться, а другой грустить, только это досадная путаница всегда: где жизнь, а где искусство? И особенно это непримиримо досадно, когда это касается самого автора, который любит и пытается понять свою любовь, и выразить ее, можно сказать, всю жизнь пытаюсь решить эту непримиримую проблему, чтобы соединить вместе и жизнь свою, и те условные слова искусства, которыми оно разговаривает.

21 июля

*

у меня было такое чувство, как будто бы я Змей-Горыныч, который лишился все двенадцати голов, кроме тринадцатой, одной единственной, я лег спать, весь истекая стоном и кровью, я решил, что ее мне послала смерть, проснулся через три часа и понял, что все головы ожили, но я-то думал, что не вспомню больше об Оле, но нет, все тринадцать голов направлены в ее сторону, как верные псы – всем им кажется, что если их заставляют страдать, то значит к ним не равнодушны и хотят их приручить навсегда.

21 июля

*

ну и кнут у тебя госпожа!

любая берлога покажется раем

и дворцом небесным

чтобы заползти туда залечивать раны

жаль только что я твоей хочу

ласки и тепла

21 июля

*

мы встретились все трое на вокзале, он нес чемодан, а мне она дала сумку, несколько раз с любопытством взглянула на меня, в такси они разговаривали вдвоем, я с таксистом, около дома она сказала мне, что не может пригласить к себе, я вытащил из кармана клевер жалкого вида и ромашку, все ромашки выбросил при ней, а одну оставил, комментарии к этим цветам обещал позднее, мы уехали, мне так хотели вернуться, но вроде бы как его обманывать не хотелось, да и злился на нее, я позвонил от своего метро, мне сказали, что она гуляет с собакой, я вернулся, но не нашел, позвонил напротив того места, где она обычно гуляет с собакой, она мне сказала, что не выйдет сейчас, будет мыться и спать, а я прочитал ей комментарий по памяти:

клевер нежный слова твои

наяву воскрешает и т.д.

а потом, когда убедился, что она не хочет ехать ко мне, сердясь попрощался с ней, из мастерской опять позвонил, она говорила чуточку лучше, но сказала, что у нее много дел, и что сегодня она поедет загород к тете Кларе, меня с собой не возьмет, ко мне не заедет, и будет только завтра днем, и приедет только тогда, когда мы с ней сговоримся, вот тогда-то мне и показалось, что я лежу весь в ранах, из которых хлыщет кровь. А когда позвонил, проснувшись, мама ее сказала, что она ушла куда-то. Я уже устал жить в этом кошмаре, а может так и надо? Может быть, таким образом, она привязывает меня к себе для моего же блага? И может быть, то, что я устал это плохо, может быть, я так и никогда не буду уже счастлив, потому что я не выдерживаю этих мук?

21 июля

*

может быть, специально открывается нам видение некоторых причин, чтобы отнять незнание и закрепить последовательность существования?

21 июля

*

она сердилась, наверно, на меня, что не нашла меня около дома, когда вышла с собакой

21 июля

*

я говорю себе: Бог с ней, хватит о ней думать, но лежу около телефона и не решаюсь уехать куда-нибудь. Звонил, правда, к Валере Д., но не очень-то понимал, как я у него усижу, разве только будем пить водку? Но не дозвонился, нету. И кстати, не поехать ли к Леве? А вдруг она сегодня хочет придти ко мне? А вдруг не приедет, а я буду мучиться. Мне стыдно за себя, к родителям ее звоню и не могу разговаривать, стыдно, что она не со мной, вешаю трубку. А собственно, что такого, может же она воспитывать и исправлять что-то во мне и приручать меня? Но стыдно почему-то .

21 июля

*

пересчитал, 54 страницы написано, писать больше не о чем, жаль, что такая короткая история получилась, и что так мало в ней счастья .

21 июля

*

а мысли все о ней и о ней…

21 июля

*

пошел в другую комнату, посмотреться в зеркало (все-таки она, может быть, приедет сегодня ко мне, как она вчера сказала, а я уже стараюсь не очень ждать, чтобы не убила меня боль, если она опять что-нибудь придумает), и вот слышу - будильник тикает … я его туда в шкафчик поставил, чтобы он громко не тикал. Мне его сосед дал, когда я собирался вставать в 5 утра, и позавчера я, или он, его завел, и уже с тех пор: я встретил Олю, и она меня резала без ножа, как говорят люди, а он все идет и идет, этот будильник.

Интересно еще вот что, и даже две вещи еще мне кажутся интересными: 1) боль, что она мне причинила тем, что отложила наше свидание после 13 дней разлуки, была такой сильной, что у меня были минуты, когда я думал - все в жизни потеряно, и осталась только живопись. Обычно, я ею занимаюсь в радостном состоянии духа. И этот новый порыв мне напомнил меня восемнадцатилетнего, тогда бы я тоже мог бы в сильном отчаянье взяться за краски. Я даже подумал, может быть, она и поставили цель для себя, заставить меня рисовать? 2) а второе, она сказала, что я должен своего ребенка взять к себе от мамы, это очень приятно, значит, она хочет его увидеть, но только вот он меня парализует несколько, и что делать не знаю?

22 июля

*

вчера поздно вечером позвонила Галя, но не моя бывшая жена, а другая, с которой я пишу рассказы иногда. Хотя, кстати, я тоже с ней хотел пожениться, но она мне сказала, что любит меня как друга, а настоящая у нее любовь к одному совсем другому человеку. Да, и так вот, ей было видимо очень грустно, как мне, когда меня обижает Оля. И вот она мне почитала свои рассказы, а я ей свои стихи. Ей, кажется, стало лучше – и интересно: она что, полюбила меня вдруг, когда увидела, что я собираюсь жениться на Оле, или просто, раз она одинока, ей хочется, чтобы были все одиноки, ну хотя бы друзья? И поэтому, может быть, хочет отвлечь от Оли? Хотя звонок ее был очень кстати, т.к. мне было очень тяжело – я никак не могу понять, как после двух дней, когда мы были вместе, а затем после 13 дней разлуки, она спокойно и добровольно меня не видит еще и 14-тый день? То, что мы виделись на вокзале, в такси, и стояли около ее дома – это не считается, и из-за ее друга Толи, и из-за того, что мне так хочется к ней прижиматься, обниматься и целоваться, и успокоиться в своей боли, и в своих сомнениях. Но ей все равно, какие муки разыгрываются во мне. А может быть, это чисто внешне, я как Змей-Горыныч лишаюсь всех голов кроме одной и истекаю мысленно кровью, а в глубине наоборот, отвык от Оли, и я-то этого сам не замечаю, а она считает нужным, чтобы я поскучал без нее. Но почему тогда такая сильная боль?

Я теперь думаю так: боль и нежность, вот где собака зарыта – она, видимо, не увидела у меня нежности (тогда трудно объяснить стихи о ней, но попробую позднее) и так вот, боль-то как раз и могла вести нас к разрыву, т.к. боль требовала немедленного удовлетворения свиданием с Олей себя самой, потому что если кроме боли ничего не было, то после свидания ничего и не будет в душе, а вот нежность наоборот, она во время свидания прокладывает надолго дорогу совместного общения и даже счастья конечно, надолго в будущее. Так вот, какая цена оказывается моим мукам, и боли, и переживаниям!

А стихи? Стихи, может быть, это просто, как-то слишком вообще, по сравнению с тем, что требует жизнь, или их одних недостаточно.

22 июля

*

позвонил к Чапле В., он сказал, что перезвонит позднее. Позвонил, и судя по голосу, и потому что он говорил, он отправил жену в магазин или на работу, чтобы говорить со мной свободно. Он как всегда огорчал меня. Он сказал, что у нее, несомненно, еще кто-то есть (это заявление в его стиле!), и что главное, что она со мной встречается, и что не надо форсировать событий. А я сказал расстроенный, что тогда она не привяжется ко мне так, чтобы навсегда мы жили вместе, а он сказал, что не известно, каждый должен иметь свободу подбирать себе то, что нужно и сравнивать. Возразить я не сумел. Но не устраивает это меня. Я спрошу ее, если у нее кто-то есть, то лучше нам расстаться. Т.е. моя мысль такова: что если одновременно кто-то есть у человека, то вряд ли он выберет кого-то из них, т.к. они оба обесценены внутри подсознательно, ведь всякое действие оправдывается хотя бы временно, и этот временный мотив, допустим «ах, мы еще не муж и жена» потом всегда в глубине будет лежать и никогда они уже не будут мужем и женой. Я думаю, каждая встреча должна рассматриваться, как уникальная, вне сравнений и выбора, и если приближаешься к человеку, то только от него надо строить вообще чуть ли ни все свое отношение к миру, тогда такая связь может оказаться навсегда.

Может быть, поэтому все разрывы болезненны?

22 июля

*

совершенно непонятно мне, кому могут пригодиться эти записки. Хорошо, если кто-то развлечется, хорошо, если кто-то одинокий увидит ему понятные горести, хорошо, если люди любящие в первый раз будут знать о муках других путей в этой жизни.

22 июля

как иронично уже звучит название моих записок, но я к этому был готов уже с самого начала

22 июля

*

молчанье в телефоне

три раза спрашиваю

мне гудки ответом

как напряженно жду

скоро приедет

ей месть вынашиваю

за ожиданья муки

не целовать я буду

буду кусать и молча душить за это

ох… перечень весь длинный

надо пока остановить все яркие картины .

22 июля

*

у меня такое чувство, что она уже ушла от меня совсем. Бедная, одинокая, она теперь одна где-то в мире. Не смог я, видимо, ее полюбить. Она мне говорила как-то, что я ее обманул. «Надо же, - говорит, - так обмануть, ну что же мужчине по-другому нельзя, как же ему еще добиться женщины». Но она ошибается, не женщина мне была нужна, а любимое существо. Нарисовал натюрморт с детскими игрушками. Мне грустно, одиноко. Жизнь продолжается – как бы сказал Толя. Да, жизнь продолжается. До чего не интересно жить на этом свете, ужасно скучно и противно. Конечно, полюбит меня еще кто-нибудь, но жалко, что не тогда, когда мне показалось, что люблю я, когда мне хотелось любить. Хотя ведь если показалось, то я был бы несчастным с нею, и она просто не стала ни меня, ни себя лишать надежд на счастье где-нибудь, с кем-нибудь – там, в неизвестном будущем в еще не наступивших днях.

23 июля

*

сижу у зубного врача в коридоре. С каким восторгом встретил на лестнице Когана Э. Не виделись года три, и то виделись пять минут, а перед этим еще лет пять не встречались. Почему такая радость? То ли юность мою он напоминает мне, (мне было двадцать с чем-то лет, у меня было воспаление легких, вдруг пришел врач, а, когда мы разговорились, оказалось, что он пишет стихи и прозу, то ли я рад любому человеку, чтобы уйти от ужасной пытки, которую она мне устроила, иногда мне приходили мысли, что мои муки сродни тому, что испытывали в подвалах гестапо. Я просто ожил на две минуты, он записал мой телефон. Он хочет показать мне нового Ван-Гога, как он сказал, это тоже чудесно – племянник кончил институт связи, все бросил и только занимается живописью. Я так рад буду поделиться с ним своими идеями, например, что искусство – это любовное письмо обращенное к дереву, облаку, забору и т.д. – я обожаю всякие такие сравнения.

23 июля

*

приезжал сегодня опять туда, где она гуляет с собакой, ее не было, позвонил без 15 девять, мне сказали, она на работе, потом вернулся к себе, потом опять после зубного врача, поехал туда, искал ее, на киностудии такой профессии не оказалось, как детский психолог, в детских садах тоже, в больнице… - но не буду все перечислять. Вспомнился вдруг мне недавний разговор наш по телефону:

-Ну что же, я начинаю думать, что я надоел тебе, и ты не знаешь, как от меня избавиться.

-Ты, конечно, можешь… ну да, можешь думать все, что тебе придет в голову, - ответила она, - если это тебя не устраивает, - последние слова она добавила огорченным голосом, - … то можешь поступать… как сочтешь нужным.

Вот после этого-то разговора я и поехал в семь утра к ее дому, а потом искал ее в разных учреждениях, где она могла бы работать, она мне говорила, что это где-то недалеко.

23 июля

*

а столько мук и страданий, зачем я перенес? Чтобы не торопиться? Чтобы вообще не увлекаться любовью всякой? А как же мой сын, ему же нужна мать?

Видимо, надо в любой ситуации, в любом следующем случае, как бы ни был я увлечен, не спешить делать предложения. А-то она дала согласие, а потом я уже рассуждаю: она уже моя, но если моя, то где она? Почему ее нет рядом? И начинаются муки и подозрения, Боже мой, тяжелы твои уроки, но ведь они нам даются для нашего счастья

23 июля

*

обессиленный, голодный, усталый иду к себе, вижу в придорожной пыли нечто: сухая лужа крови и неподвижность. По этому поводу начал на ходу и закончил в мастерской:

я славлю собаку

перебегавшую улицу

«летчика Бабушкина»

и безвременно

остановившую в себе

мир мыслей… мир запахов…

мир ветров… мир звенящих иллюзий

и улыбавшеюся до самого

последнего мгновения

когда машина

не разбила ей голову…

… летчик Бабушкин

летал на самолетах

на которых его научили летать

он по справедливости заслужил

признание людей

своим вкладом в полеты

… а эта безымянная собака

жила в городе

где ее никто не учил

общаться с машинами и правилами

но она тоже мужественно

существовала

рядом с нами

я славлю ее

безымянную и лежащую в кустах

заботливые руки человека

оттащили ее прочь

с дороги

на которой она узнала неузнаваемое