Женщина

в

мышеловке

Или

повесть о женщине

написанная

ее

присутствии

мышеловка состояла из следующих деталей: во-первых, была некоторая платформа основание, на которой крепилась вся конструкция, которая опрокидывалась, и жертва оказывалась пойманной.

Итак, сначала об этом основании, оно было деревянным, как у всякой обычной мышеловки: он был ученый, а она была лингвистом, не лингвистом, а преподавала английский язык. Почему я говорю, что это была деревянная часть мышеловки, что это было основанием? Потому что ученый человек оторван своей наукой от жизни повседневной, и специалист по любому языку другой страны - тоже существо, оторванное от своей личной жизни. Другое дело, например, шофер, слесарь, кочегар, бухгалтер, портной - их мысли, даже учитель в школе, их мысли каждодневные во время работы находятся в кругу близком им, они не забывают о себе, как о жителях своей страны, и своего города, и своего района в этом городе, и своего дома, где они живут, и своего этажа. Но и он, как ученый, и она, как лингвист (да ладно уж, будем условно ее считать лингвистом, а может быть, оно, это слово, и совпадает по общепринятым нормам с тем, что я имею в виду и с тем, что уже сказал, что она была специалистом по английскому языку), так вот, они оба ощущали себя еще кое-как на этаже, где они жили, но еще более явно это ощущение у них возникало в квартире.

Вот тут они объединялись в своих ощущениях с другими людьми других профессий. Но квартира та снималась - ни он ,ни она не были там прописаны - это было стержнем мышеловки, стержнем той части, которая при действии пружины опрокидывалась и запирала жертву внутри.

.......................................

..........................................

............

...........................................

Она лежит напротив меня, и по поводу выше написанного она сказала так, (пришлось три раза прочитать), она сказала так: пока мне нечего добавить, пиши дальше. Все сказанное у нее не вызвало возражений, но только она оговорила, что возможно, что в зависимости от того, что будет потом написано, она, может быть, внесет какие-нибудь возражения в первую главу.

Они познакомились на берегу водохранилища. Оба часто приезжали туда. Их интуитивно, т.е. неосознанно тянуло к водоему, так как вода -это такая же абстрактная вещь как их профессии, анализ которых я дал в первой главе, непонятно, но искренне, как сумел. Он приезжал с утра, а она появлялась во второй полоне дня, и час или два они вместе находились коло водоема - не подозревая об этом, когда еще не были знакомы. Какие-то люди ходили, сидели и лежали. Так и они. Когда он заговорил с ней, она уже успела его разглядеть из своего шезлонга, и то, что он говорил, она как будто знала, и новым было только то, как он это сказал. Он же в своем шезлонге, говоря все свои слова, следил больше за своими словами, чем за ней и поэтому не заметил многое, в том числе и то, что она опередила его в своем знакомстве с ним тем, что она его разглядела раньше и потом во время самого разговора, а он начал ее в общем-то разглядывать только после своих первых слов, обращенных к ней. До этого она была чем-то очень смутным в его голове, как тень от волны, и чем-то очень чужим и пустоватым, как изображение какого-нибудь женского лица на каком-нибудь плакате, или коробке, или открытке, или пакете.

.......................................

..........................................

............

...........................................

Все это было не так, - сказала она, - и ты сам об этом прекрасно знаешь, но это, неважно, - добавила она, - то, как было, я знаю сама, и это мне не интересно, а интересно, как ты об этом напишешь.

* III

они обменялись телефонами. Разъехались по своим домам и ждали с нетерпением вечера, чтобы позвонить друг другу, т.к. оба почему-то наедине, независимо друг от друга пришли к решению, что вечер - самое лучшее время для первого телефонного разговора.

Она целый день пробыла на пляже. Вечером прибрала комнату и легла на постель читать книгу. Он принялся за книгу сразу, как приехал домой. До вечера он брался за несколько книг, от философов до мемуаров о какой-то поэтессе, хотя он поэтов-то не принимал всерьез, а поэтессы вообще для него не существовали ,по его убеждениям, но было то коротенькое мгновение в его жизни, когда он на короткое время отключался от своей роли ученого и впадал в некоторое странное состояние, промежуточное между тем, чтобы быть ученым и быть просто человеком. Но что говорить сложно, конечно, в это время все-таки он был просто человеком, но так как это было очень с ним редко, и он к этому не привык, то ощущал он это для себя как проваливание в какую-то пропасть, единственно, что при этом он вроде бы не несся с бешеной скоростью вниз на дно, а как бы проваливаясь за края пропасти, зависал в воздухе на одном месте.

Но день кончился и у того и у другого, но позвонить они не собрались друг другу ни тогда, ни на следующий день. Он позвонил к ней в конце недели. От среды до субботы прошло три дня, значит, на четвертый день он только услышал ее голос, а она его голос.

Он что-то говорил. И она что-то говорила. Они оба решили, что нужно встретиться, но не исходя из сказанных слов, а исходя из своих мыслей, которые они совсем друг другу не высказывали, да и пока не собирались в ближайшее время высказывать.

............

...........................................

Она рассмеялась по поводу прочитанного. На самом деле он совсем не такой, - сказала она, - но это неважно, - добавила она, - ты слишком идеализируешь его как ученого, дескать, все время оторванного наукой от жизни обычного человека, он обычный человек в общем целый день!? но это неважно, т.к. он же твой герой, а не точная и верная копия его.

* IY

и вот в субботу, наконец, обе части мышеловки были соединены. Как ни странно, она сама не только служила платформой для мышеловки, в которой в дальнейшем очутилась, но и сама на какую-то часть была мышеловкой. Если помните, то в мышеловке есть всегда приманка, и это некий крючок, на который нанизывают приманку - вот она была такой незначительной деталью внутри мышеловки как, например, крючок. Но что же было приманкой? Приманки не было в этой мышеловке. Но жертва ловилась. Как же она ловилась без приманки? - спросите Вы. Не знаю, как, но ловилась. Они, собственно, оба ловились, т.к. женщина оказывалась в мышеловке, а сама мышеловка не могла открыться и вынуть жертву и таким образом навечно связывала свою судьбу со своей...

жертвой. Мышеловка открывалась, как и всякая мышеловка, только со стороны иной какой-то силой, но без усилий жертвы или усилий самой мышеловки. Но открыть тем не менее ее никто не мог, так как никто не замечал даже и само существование этого коварного устройства, никто не знал о существовании мышеловки - все видели просто некого мужчину и некую женщину.

Вообще союз мужчины с женщиной - вещь прочная. Он может иметь внешние разрушения, но сохраняется внутренняя связь. Но - в случае, когда оба образуют мышеловку, куда попадает женщина, и он и она, будучи разрозненными внутренне, соединены внешне: мышь сидит на платформе, и металлическая клетка закрыта дверцей, которую пружинка может сама по себе прижимать только в одну сторону, то есть так, чтобы дверца не открывалась. И при этом мало того, что женщина поймана, но она же сама входит в устройство мышеловки, а мужчина является мышеловкой, но которая не может освободиться от своей жертвы. Это я повторил, сам не знаю зачем - то ли спать хочется уже, то ли потому что подозреваю, что изложено все слишком запутано и решил все повторить пояснее и определеннее, но по-моему, стало еще хуже, т.е. раньше мышеловка была видна и понятна по устройству, а теперь как будто я ее накрыл черной тряпкой сверху. Но уже четыре часа ночи, и пора спать. Остановимся пока на этом.

Спокойной ночи и читателю.

..........................................

.......................................

сквозь смех выслушав все выше написанное, она сказала, что все очень смешно, в то время как ты хотел изобразить что-то грустное. И еще, вспомнив мою теорию смешного, что смешное - это когда неправильно, она добавила: значит, все неправильно.

* Y

только к вечеру я принялся за продолжение. Она лежит рядом и напевает какую-то мелодию, непонятную и странную, т.е. неопределенную, наверно из-за пауз, в которые она набирает воздух и опять напевает дальше что-то без слов.

В той квартире, когда я туда пришел, я увидел после коридора цвета кофе с молоком - кухню, она была обставлена как маленькая комната-кабинет самого хозяина: постель узкая как бревно для натаскивания собак на собачей площадке, и я на нее сел тут же. Она была накрыта накидкой темной. Над постелью слева от меня висе- ли полки с книгами сверху вниз, над головой за моей спиной на... стене - полка тоже с книгами, но полка, горизонтально идущая параллельно постели. В этом был особый смысл: наука в представлении хозяина была, с одной стороны, как бы чем-то независимым и возвышалась над союзом мужчины и женщины - и это те множество полок символизировали, что были по левую руку; но наука имеет и, как объективное окно в мир, и ясное видение всех аспектов союза мужчины и женщины, и это иллюстрировала полка горизонтальная - вдоль постели за моими плечами.

На столе стоял приемник, который играл роль микроскопа, в который хозяин, как ученый, разглядывал мир, подкручивая ручку приемника и прислушиваясь к разным голосам, то поющим, то говорящим, то шепчущим, то вздыхающим, то мычащим, то кашляющим - вся планета по ночам была в его поле видения, но кроме того, радиоприемник мог служить и неким раз влечением для хозяина, когда он был один или, когда принимал гостей, в основном женщин. Мужчины были все "туповаты", а женщины, хотя и "туповаты", но это было простительно с одной стороны, а с другой стороны, они все-таки жаждали перейти из этого состояния в иное, т.е. хотели что-то понять из того, что раньше не понимали, в то время как мужчины были за- консервированными несовершенными говорящими устройствами и предпочитали больше говорить, чем слушать, но сказать им было нечего хозяину, так как они были не учеными, а так себе, существами.

По стенам висели отпечатанные на машинке или написанные от руки изречения самого хозяина. Я читал эти маленькие бумажки с большим удовольствием. Иногда попадались изречения Фрейда, тоже было интересно. Приятно было оказаться в доме, где царят на острие внимания человеческие мысли - мысли о мире, мысли о людях, мысли о разных явлениях, мысли о сложных процессах внутри общений между людьми или мысли вообще, т.е. в целом, коротко, в доме было внимание к философским мыслям.

По полу ходил котенок. Очень маленький, как будто не живой, а нарисованный каким-то художником. У него были светлые глазки, маленькие напряженные и любопытные, остренькие ноготочки - сам крошечный, серый с тоненькими пушистыми полосками.

В окне были черные стекла, так казалось, т.к. я приехал вечером. Напротив окон стоял буфет с салфеткой и поэтому похожий на Арину Родионовну и игравший роль Арины Родионовны в жизни хозяина, т.е. нечто, что связывало его с народом, страной и жизнью человека вообще, хотя, впрочем, как и кран слева от буфета, и малюсенькая газовая плита с двумя каморками. Мне там очень понравилось. Только через два часа она меня пригласила в другую комнату.

Пока я делал перерыв и принимал посетителя, она написала на бумаге свои комментарии:

.......................................

..........................................

Описание кухни-обиталища хозяина, вернее, героя, мне понравилось, сразу чувствуется, что писатель еще и художник. Но еще мне понравилось, что по тому, как автор обрисовал эту комнату, видно его хорошее отношение к герою, без малейшей тени неприязни, а наоборот, писатель ему симпатизирует. Это так приятно, приятно, что автор такой наблюдательный, тонко чувствующий, справедливый и объективный. А значит, тебе можно довериться, не опасаться, что ты... что-то исказишь до неузнаваемости.

А интересно, как ты опишешь другую комнату? Скорее бы твой гость деловой ушел...

Ура! - кажется, уходит.

в большую комнату меня отправили не сразу. Сначала мы ели вареный рис с острой подливой и капустой. Я в это время успел раз глядеть и корешки некоторых книг, и ее руки, и вслушаться в тишину той комнаты. Особенно тишина, мне кажется, приоткрывала тайну некоторой такой одинокой страсти хозяина к исследованиям и размышлениям, она, может быть, как кровь питает мозг, она питала его страсть одинокого философа, вдохновляла на новые подвиги.

Мне показались очень симпатичными маленькие брошюрки со статьями хозяина дома, его коротенькая фамилия, украшавшая начало статьи, присутствовала как маленькое облачко на бездонно-чистом небе - как оно существует на нем? как оно родилось? как оно не тает? как его не разгоняют ветра в блеклую дымку? как хорошо, что оно есть!!! Стал ли бы я описывать обычную мышеловку?! Нет, меня заинтересовала та мышеловка, которая захлопываясь, все еще продолжала думать о бытие, о жизни, о человеческом разуме, о природе человеческого разума и о природе его возникновения. Я бы так мог сказать: что кухня-комнатка-кабинет были решетчатыми стенками мышеловки, а большая комната, куда меня пригласили через два часа, была внутренним пространством, где находилась обитательница мышеловки.

Там стояла постель, очень широкая как

пустыня Гоби или Сахара и шкаф высокий как Тибетское плато; на том горном плато было собрано огромное количество засушенных трав, и казалось, что ты просто вошел в лес, когда смотрел на верхнюю часть коричневого шкафа, стоящего в углу. На дверце висела сверху китайская большая акварель с изображением тигра, идущего в зарослях бамбука. Незаметно путались в голове верхние заросли из сушеных трав на шкафу с зарослями, нарисованными вокруг тигра. Тигр был нарисован в половину натуральной величины, но так реалистично, что казалось... что он совсем был гигантским. Тигр и заросли были пространством между решетками мышеловки, и они и манили куда-то, и они же и не оставляли никаких надежд. Надежд на что? Я-то знаю на что. Но ни мышь, ни мышеловка не знали этого. Мышь и мышеловка не знали о своем существовании в таком качестве, он считал себя справедливо ученым, а она лингвистом. Они себя считали свободными от всех предрассудков, от всех обязательств, от всех фальшивых и лишних пут - это было воздухом мышеловки, но они об этом не знали.

А теперь о надеждах: стенки мышеловки и те щели между решетками лишали всяких надежд на свободу. Но слово "свобода" было самым частым в их общении, о нем говорили и всерьез, и шутя, и вскользь, и намеком, или просто оно имелось в виду, как это делают при умножении, приговаривая, что "восемь в уме", но при всех бесконечных вариантах этого слова "свобода", это слово было как раз защелкой мышеловки, пружинкой, прижимающей дверцу и самой дверцей, многозначимое их любимое слово и в устройстве мышеловки было неоднозначным. В углу стояло трюмо с шутливой надписью по зеркальному стеклу, кажется о Новом Годе, но неважно, важно другое, что шутливая. Атмосфера шутки и такта, атмосфера доверия, атмосфера ненатянутости была как белок в яйце, в котором благополучно как солнце сияло и плавало понятие Свободы.

..........................................

............

...........................................

когда я слушала первую страницу главы, то подумала: "ну, понятно! ему так понравилось, что я его похвалила в предыдущих комментариях за хорошее отношение к герою, что он решил написать еще несколько лестных строчек про него". Описание другой комнаты мне опять очень понравилось, невольно опять вспоминаешь, то ты художник. Кстати, я, кажется, только сейчас, благодаря этой твоей главе поняла, почему, я даже когда оставалась одна, предпочитала сидеть на кухне, а не в комнате, хотя все ее, да и я сама, находили очень уютной. Оказывается по тому, что именно в этой части мышеловки у нее не оставалось никаких надежд... Да, еще мне непонятно, кто же все-таки мышь, а кто мышеловка?

А еще я вспомнила, как я тебе рассказывала повесть "Башня из черного дерева", где героиню звали Мышь, так вот у тебя, наверно, откуда возникла идея написать эту повесть? Верно?

* YII

как видит читатель, появилось два автора. Постепенно мне удалось втянуть женщину, о которой идет повествование, в написание комментариев к каждой главе. И достоверность хороша, зачем пересказывать чужие слова? И просто отдых мне приятен между главами.

Конечно, трудно продолжать дальше, т.к. всякое существо от общения с ним затягивает в себя. Но как бы ни бледнел образ мышеловки, я постараюсь его не упустить, иначе я превращусь сам в часть той мышеловки и лишусь возможности видеть все со стороны.

Ну так вот, поздно вечером пришел хозяин, внимание мое сосредоточилось на нем, но почему-то все время вспоминалось то зеркало с шутливой надписью, то заросли на шкафу сухой травы, то тигр. Хозяин говорил довольно громким голосом и решительным. Голова с бородой на нем сидела прямо и отметала вроде бы всякие компромиссы. Это была одновременно и голова ученого, и голова просвещенного человека. От учености она держалась неколебимо, а от просвещенности она улыбалась иногда и говорила снисходительно о позволительных мелочах, о ключах, о ключе, о чае, о погоде, о котенке, о гостях; но конечно еще с большим удовольствием он говорил о науке. Тогда глаза его загорались темным огнем, как говорят некоторые писатели, я хотел сказать, что они темнели, голос лишался всех оттенков, фигура, хотя и была откинута на стуле в состоянии человека отдыхающего и между прочим повествующего, почти не изменялась, только чуть сдвигались руки и опускалась одна нога, из двух поставленных на другой стул перед ними, только пальцы на руках чуть сближались друг к другу - и от всех этих мелких изменений фигура его превращалась незаметно в средневековый замок и крепость, из которой раздавались утверждения и аргументации, как будто кто-то в этом замке не то постреливал из ружья или лука, - или даже просто, стоя в каком-то окне, пел свой фамильно-родовой гимн.

Мы все трое по очереди прикасались к темам, о которых говорил хозяин. Он их утверждал так грустно и решительно, как я только что описал. Она почти ничего не говорила, иногда только, наверно, в какую-нибудь затруднительную минуту для него, говорила какие-нибудь слова, и он немного расцветал.

И в этом средневековом замке-крепости как будто наступал какой-то дежурный праздник, и в окнах вывешива-лись строгие штандарты, флаги, вымпелы или еще какая-то мелочь. Я замечал тогда следы боли в его глазах, мучительной, глубокой боли изнутри. Страдания в нем находились в глубине, и как на рыцарских доспехах образуются щели при некоторых движениях, так и в ту минуту при особом повороте его темных глаз, я видел, как там женщину, о которой идет повествование, в написание комментариев к каждой главе. И достоверность хороша, зачем пересказывать чужие слова? И просто отдых мне приятен между главами.

И в этом средневековом замке-крепости как будто наступал какой-то дежурный праздник, и в окнах вывешивались строгие штандарты, флаги, вымпелы или еще какая-то мелочь. Я замечал тогда следы боли в его глазах, мучительной, глубокой боли изнутри. Страдания в нем находились в глубине, и как на рыцарских доспехах образуются щели при некоторых движениях, так и в ту минуту при особом повороте его темных глаз, я видел, как там кипели в адском огне страдания, тоска, мука, одиночество и печаль. Я же прикасался к его философским конструкциям так, как будто в воздухе висели детские цветные шары - легко и осторожно, потому что я понимаю, как много в жизни значит для ученого его деятельность, его слова с насыщенной специально терминологией, запомнить и изучить которую, это все равно, что вычерпать ведром озеро, т.е. это все то, на что нельзя наплевать никак, т.к. там прошла человеческая жизнь в этом занятии, хотя все на свете - детские игры, и поэт с его странными словами, и ученый с его странной терминологией. То, что все на свете- детские игры, ничего не прибавляет и ничего не отнимает у ученого или поэта, но я просто предлагаю взглянуть на любую деятельность с другого угла, с того, с которого кажется, что все занятия достаточно обоснованы, достаточно серьезны, достаточно не серьезны, то есть когда и роза, и ромашка, и незабудка уравниваются в своих правах.

Мы все трое пили подкрашенный под вино спирт, вполне похожий на какое-нибудь бренди, говорили почти обо всем, легко перескакивая с одного на другое. Слушали и магнитофон даже минут 5-10. Но настало время и ложиться спать. Конечно, я уже давно опоздал на метро. И мне постелили в его кабинете ,т.е. на кухне, а они удалились в большую комнату -оба, конечно, этому событию не придавая никакого значения.

Что касается ее вопроса об английской повести "Башня из черного дерева", о которой она мне рассказывала, то возможно, что подспудно кличка героини (Мышь) поселилась во мне, но интересно еще и то, что и она неслучайно ее наверно вспомнила при нашей первой встрече в том доме, т.е. возможно, что ограничения мышеловки ассоциативно (т.е. когда одно что-то смутно напоминает другое) проскальзывали в сознании жертвы, которая не знала, что она жертва... и в сознании мышеловки, которая тоже ничего подозрительного не видела во всей этой ситуации, во всяком случае на уровне сознания, на уровне, где люди говорят: это так потому-то и потому-то.

......................................

.......................................

..........................................

............

...........................................

Прослушав эту главу, она пожала плечами и сказала, что ей не хочется комментировать эту главу.

YIII

теперь описание ночи. Я долго не мог заснуть, читал Канта. Меня интересовало, что он пишет о времени, т.к. на этой простой вещи я хотел узнать, что такое Кант, сам я много думал о времени раньше и пришел к выводу очень ясному. Кант мне понравился тем, что пишет, как ему хочется, вставляя любые слова, которые придут в голову, т.е. естественно, но ничего ясного я не прочел. Он вскользь и трояко коснулся идеи, которую я бы мог вполне ясно утверждать - что времени просто нет. Заснул я под утро. Меня предупредили, что ночью может корябаться из коридора котенок, но ночью... я с трудом открыл глаза - долго не желавшие спать, а потом вдруг склеившиеся с болью и тоской, но пришлось открыть глаза, т.к. появился хозяин и, не включая света, зашел ко мне и сел на стул и стал говорить о море... Он, как я решил, или бредил или видел сон, в котором он пришел на берег моря, но странно, что он сел не на полу, а сел за стол и сел на стул, облокотив на стол руки.

-Море спокойно, - сказал он.

-Какое море? - спросил я.

-Море везде...и там, и тут ,- объяснил он ,-море спокойно, но там в лодке - два человека... Что же они там сидят и ничего не делают?!!!!

-А что они должны делать? - спросил я.

-Они должны что-нибудь делать. Нельзя же просто сидеть! Уже три дня они просто сидят. Они умрут без еды и питья...Глупые люди.

-А как они там очутились? - спросил я.

-Они поехали покататься и вот отплыли от берега... сначала все было хорошо, они пели песни, пили вино. А потом все кончилось... и вино, и еда, и вода... и все разговоры кончились, но они не возвращаются. Это хорошо, что море тихое, и солнце не заходит, не холодно...

-А кто там в лодке? - спросил я.

-Там в лодке люди, я сказал, - ответил хозяин, внезапно он вскочил, я сжался в постели, стул упал, глаза хозяина были открыты и вытаращены. Я не шевелился. Он долго стоял. Потом напряжение в нем постепенно начало спадать, он весь обмяк и слегка опустил голову, т.е. уже не смотрел куда-то в воображаемую даль, а смотрел на подоконник. Меня очень интересовало, что же произошло, но я боялся спрашивать, так как он резко вскочил перед этим, в своем сне он мог меня принять за что угодно и отнестись агрессивно. Поэтому я молчал. Он стоял, напряженно дыша, иногда делал очень глубокие вздохи, как будто перебивал какие-то свои собственные мысли. О чем он думал?

-Что-то случилось с морем? - спросил я.

-Лодки больше нет, - ответил он.

-А где она?

Мой вопрос он оставил без внимания. Я решил еще через некоторое время спросить:

-А что случилось с лодкой?

Он повернулся в мою сторону наконец, долго смотрел, я молчал, потом решил помочь ему:

-Так что же там с лодкой...произошло? -спросил я шепотом почти что. Но он все равно молчал, молчал, и когда я уже не надеялся ничего услышать, сказал, испугав меня, неожиданно начав быстро говорить:

-Живешь-живешь вот так, а потом раз и все.... Да...

Глядя куда-то мимо меня, он вздохнул еще два раза очень глубоко, но я так и не понял, мне он говорил или себе. Он ушел, не закрыв за собою дверь, из чего я заключил, что наполовину он все говорил, видимо, мне.

Я потом долго лежал и прислушивался. Но больше не было никаких звуков. Это еще больше меня укрепило в моем выводе. Тогда я смело встал и поднял стул, закрыл дверь и лег в постель. Потом снова встал и положил опять стул, как он лежал, но дверь не стал открывать... и нехотя, и незаметно, поминутно прислушиваясь, хотя и бесполезно, больше я ничего не услышал из коридора и из той комнаты, так постепенно заснул.

......................................

.......................................

..........................................

............

...........................................

Она попять отказалась комментировать что-либо в этой главе, сказав, что скорее хочет узнать, что же я опишу дальше.

* IX

* дальше через несколько дней она позвонила ко мне и рассказала, что в ту ночь он видел сон про море, и что в этом сне он видел, как погиб его друг, и что она тоже видела сон, и тоже про море. Подозрительное совпадение. Потом я понял, что если бы это была фальсификация, то сюжеты были бы разные, и успокоился. В трубке все время что-то шипело, я плохо слышал, но сон был такой. Что она с ним (т.е. хозяином той квартиры) поехала на грузовике на пляж, и выехали прямо в воду и остановились. Стали купаться.

Она удивилась, что плавает, хотя в реальной жизни она плавать не умеет. Пока они плавали, она обратила внимание, что машина начала тонуть. Она сказала ему об этом. Но он махнул рукой, ах, дескать, Бог с ней. Она была очень поражена таким совпадением двух снов (что они оба про море и оба про то, что что-то тонет) и стала спрашивать меня, что эти сны могут обозначать. Я расспросил ее, часто ли во время сновидений он поднимается и ходит. Она сказала, да, это бывает с ним иногда, и что это началось еще с детства.

Ну, а разгадывая сны, я сказал так: его сон означает воспоминание о прошлом - это море, и ощущение безнадежности будущего с ней - это гибель лодки и гибель его друга; второй сон я разгадал так, что море - это тоже ее прошлые надежды на будущее с ним ( т.е. хозяином той квартиры ), а то, что тонет машина - это гибель ее надежд. Разгадав так эти оба сна, я обратил внимание на то, что я их толковал, наверно, так, как мне хотелось - т.е. мне хотелось бы, чтобы они не жили вместе. Потом она приехала ко мне в гости. Она тоже, наверно, обратила внимание на то, как я разгадываю сны. Долго сидела у меня в гостях. А потом уехала, я ее уговаривал остаться, но она говорила, что не может расстраивать его (т.е .хозяина той квартиры).

А где же ваша свобода? -спросил я. Свобода есть, иначе бы я не приехала, но я не хотела бы поступать жестоко, сказала она. Таким образом, мышеловка иногда выпускала свою жертву, но ждала ее возвращения в назначенное время, а женщина, живущая в мышеловке, думала, что она свободна, но старалась, как она считала про себя, поступать деликатно, т.е. не огорчать хозяина той квартиры. Я живу там, потому что мне негде жить ,- говорила она ,но он согласен меня отпустить, хотя и привык ко мне и может быть даже любит меня, хотя и не говорит этого, но согласен меня отпустить в любое время, если я захочу выйти замуж или найду комнату, чтобы ее снять. Но за чем ей снимать комнату, если у нее есть комната, и бесплатно? Так я думал, глядя со стороны, я тогда еще не видел мышеловки, но я уже понимал, что не все просто у этой женщины в той квартире. Потом появился фотограф.

.......................................

..........................................

............

...........................................

И про фотографа будешь писать? -сказала она. Будут ли комментарии? -спросил я. Сейчас подумаю, - сказала она. И, помолчав, сказала: ну ,да, было так, правда, до фотографа, а не после, но это неважно, - и рассмеялась.

* Однажды она приехала с фотографом. Он неожиданно захотел ее и меня пофотографировать. И приступил к делу очень быстро. Он расставил штатив и, зайдя откуда-то сбоку, говорил: "Стоп!" Мы застывали, а он смотрел на секундомер. Выдержка по секундомеру была секунд 4О-5О, т.е. почти минуту. И вот, когда так застынешь в жизни на минуту, всякие мысли начинали лезть в голову, которые раньше не могли проникнуть в нее, пока она была в движении.

Чаще он фотографировал ее. Она была очень интересна, когда застывала, волосы неожиданно падали на середину лица, руки, застыв из какого-то движения, обозначали что-то, о чем раньше у меня не хватало времени подумать, т.к. прежде чем подумать, надо было заметить, но что-то замечать я стал именно во время съемки. Лицо ее застывшее было календарем прошлых дней, проведенных в мышеловке. Я теперь, записывая эти строчки, вспомнил и его лицо, и разные настроения в его лице, застывая, тоже были календарем прожитых дней вместе, образуя то непонятное сцепление (ни для них обоих, ни для других со стороны), и что я назвал мышеловкой. Так как я понял, что они сами не по дозревают о том, что соединены невидимыми связями.

Фотограф знал ее давно, и разговаривали они как приятели. Он профессионально с ней говорил к тому же: "чуть повернись", "а теперь что-нибудь такое...", "ну давай еще...".

Он подставлял к ней иногда какие-нибудь вазочки с цветами, сняв их с окна, в соседстве с ними ее лицо было странным, т.к. оно еще продолжало рассказ о прошлой жизни. Потом он решил и пофотографировать и нас вместе. Мы смеялись в перерывах между съемкой, перед тем как застыть на минуту по его команде. Он смотрел на секундомер, а мы думали о своем, иногда я думал о ней. Но вот один раз, приготовившись сказать что-нибудь смешное, после того, как мы только что сидели застыв, я взглянул нечаянно на ее лицо чуть внимательнее и увидел слезы с краю глаз, они темным ручейком куда-то спускались по краям ресниц, и тогда я понял все. Я понял, что это все значит. И я сказал, что я напишу рассказ или повесть "Женщина в мышеловке"...

Теперь пора объяснить, что слезы - были духовной пищей в мышеловке и для женщины для мужчины.

.......................................

..........................................

............

...........................................

Она вздохнула и ничего не сказала. Потом, помолчав, произнесла: я забыла, пока ты читал, у меня были какие-то мысли, но теперь я их уже не помню .