Ю Р И Й К О С А Г О В С К И Й
Работа
х и р у р г и и
***
, , , / . , , , , ,
м о с к в а /...
2003
.
...можно ли предположить, что небольшой кусок пирога
(т.е. хлебного мякиша и жареного фарша), при пол стакане водки, превратится в
жесткую метлу, продравшую слизистые ткани на большом участке своего прохождения,
далее (на другом дне рождения) полстакана коньяка с небольшим количеством
салата и пепси-колой, еще продубили и
окислили, т.е. омертвили желудочные ткани (нарушив ее естественную слизистую
защиту) - на которые как на свою пищу ринулись гнилостные бактерии, вызывая и расширяя участки
воспалений?…»
(Вопрос, который я
так и не задал профессору Петру Алексеевичу Иванову)
«...40 пленок с желудка
куриного, в сухом виде истолочь на кофемолке, заварить чайную ложку, натощак,
10 дней подряд 2 раза в день, потом 10
дней перерыв и снова 10 дней пить – выводятся камни, размягчаясь и уменьшаясь
во время мочеиспускания».
(народное
средство, из рассказов одного из 50 посетителей курда Миши, его родственника -
при этом он показывал пальцами нечто - размером с косточку от финика или
маслины)
... Мы с Таней притормозили Константина Александровича в коридоре и все
прояснили. Через месяц, как мы дома или
где-нибудь, долечим пневмонию или бронхит, что бы там ни было, мы возвращаемся опять сюда и мне сделают удаление трех камней
10-12 мм. Вместе с желчным пузырем и
тогда можно будет есть все что хочешь: горькое,
кислое, пирожные, шпроты или соленую
горбушу …
(из
событий того времени)
1
Оперативная хирургия.
(Н о ж е в ы
е р
а н е н и я).
тактика
врача продиктованная характером БОЛей В ПЛЕЧЕ ОТ
ЧАСТИЧНОГО ПРОНИКНОВЕНИЯ
ВОЗДУХА
В ГРУДНУЮ КЛЕТКУ
ПРИ ПОСЛЕОПЕРАЦИОННОМ ЛЕЧЕНИИ НОЖЕВЫХ РАНЕНИЙ
Распространенная
точка зрения заключается в том, что эти боли истерического характера, не
опасны, т.к. косвенное имеют отношение к процессу послеоперационного лечения
ножевого ранения. Снимаются аминазином, средством взятым на вооружении из психиатрии, и параллельно
добавляют димедрол, успокаивая и притупляя боль и
усыпляя успокоившегося больного (последний препарат, может быть, и излишен т.к.
со всеми перечисленными действиями справляется первый препарат).
С точки
зрения узко прямой хирургии, да вроде бы так оно и есть. Но, соглашаясь с
лечением аминазином со снотворным, надо прояснить, не
верно понимаемый характер боли и реакцию на нее больного, и тактику врача. На
самом деле это не истерические боли в своей основе, хотя и могущие привести к
истерике. Но в основе они не истеричны, а даже прямо противоположны истерике.
Это парадоксально если рассматривать конечный результат, но не рассматривать
то, что лежит в ее основании. То есть это не истерические жалобы на боль
слабого, безвольного и потерявшего самообладание больного (что бы действительно
соответствовало бы «истерической» трактовке), а наоборот мужественная борьба за
выживание, за которую врач должен быть благодарен пациенту, т.к. борьба за его
жизнь конечная цель и врача.
Больной М.
Поступил с легким ножевым ранением. В «Научно исследовательском институте
скорой помощи им. Склифосовского» провели необходимую хирургическую операцию,
установили дренаж для освобождения от
остатков крови и т.д.. При дальнейшем успешном лечении
антибиотиками последовал благоприятный исход и выздоровление.
Но хотелось
бы разобрать незначительный на первый взгляд эпизод. После снятия дренажа у
больного М. (а это был мужественный курд из Тбилиси) начались сильные боли в
плече и отмечались жалобы на затрудненное дыхание, «я задыхаюсь», - кричал
больной. Его лечащий врач и зав.отделением в этот
момент находились на операции. Был вызван один из врачей из комнаты для научных
сотрудников. «Необходим рентген», - констатировал врач и удалился, то есть
больного оставили наедине с его болями в плече.
Взволнованные
соседи больного по палате обратились к профессору («Больной кричит, но к нему
никто не подходит, не звонить же 03»?! -
говорили они). Профессор выяснил, что был врач, который сказал, что необходим
рентген. Больной М. Вновь остался наедине с болью и переживаниями.
Женщина-посетительница другого больного помогла больному М. Дойти до лифта и
попасть на пять этажей выше в кабинет рентгенолога. Наконец следом отправился
быстрым шагом лечащий врач, вернувшийся с операции.
Видимо профессор дал указание найти срочно лечащего врача. Рентген показал
отсутствие ухудшений в грудной клетке. Больному М. Вкололи аминазин
с димедролом. Он почувствовал облегчение. Больному
было объяснено, что у него была истерика, которую сняли инъекциями. (Отметим,
что мужественный курд мужественно перенес этот безосновательный диагноз.)
В общих
чертах это убеждает. Но более точно события следует рассматривать иначе. (И это
важно, т.к. трактовка характера боли диктует тактику поведения врачей).
На самом деле
организм испытывает тяжелый стресс, т.к. боли в плече от проникновения воздуха,
а в том числе и кислорода, через ранение грудной клетки – это сигнал в нервную
систему головного мозга величайшей важности для организма и жизни человека, на
уровне подсознания, что герметичность грудной клетки повреждена.
Организм получает два необходимых сигнала в этом случае: 1 сделать необходимые
движения, чтобы отдалиться и избежать контакта с неизвестным объектом,
приведшим к разгерметизации и 2 не делать движений, чтобы избежать дальнейшего
проникновения воздуха в грудную клетку через повреждение, чтобы дать время для
регенерации. (Надо бы заметить, что эта проблема древняя и идущая еще из
глубины тех миллионов лет, когда жизнь не развилась далее амебы – значит, на этом
амебном уровне получены сигналы и импульсивно на них реагирует организм.) От
этого 2-го сигнала грудь больного перестает совершать двигательные движения и
больной естественно начинает задыхаться. Автор этих строк пытался определить,
глядя на грудь больного М. частоту дыхания, но движения были неуловимы для
глаза.
Какой же
механизм самой боли? Кислород окисляет внутренние ткани, не
предназначенный для контакта с открытой атмосферой, т.е. сжигает их.
Казалось
бы, достаточно объяснить больному характер его боли и она не будет
восприниматься так катастрофически, как боль без объяснения. (Не так страшен
черт, как его малюет подсознание – так можно переделать поговорку, и народ
правильно подшучивает над неведомыми опасностями.) Но сигнал из грудной клетки идет
в мозг на уровне самом общем и примитивном и древнем «амебном» и вмешательство
осознанных, мыслительных усилий очень ограничено. (Как невозможно, если
провести параллель с компьютером, в doc’е показать картинку успокоительного характера,
созданную в Windows’е.)
Прямые
точные тревожные сигналы опасности для жизнеобеспечения организма в мозг
требуют оперативных действий от человека и подчеркнем еще раз, что это не
истерическое поведение слабого характера, слабой психики, а мужественная борьба
за жизнь.
Стало
быть, тактически в поведении врача с больным важно исключить возможность оставаться больному при таких
болях наедине с, естественно нарастающей, тревогой. Сам врач, или по его
поручению медсестра, объясняет больному характер боли и сопровождает его до
рентгена и обратно, не оставляя одного,
вплоть до инъекций аминазина и т.д.
***
Я закончил эту работу по хирургии в очереди в кабинет
гастроскопии. И меня тот час пригласили в кабинет. От такого совпадения я слегка
улыбался, и, кроме того, это было хорошо т. к. у меня была температура 38. (Мне было зябко в коридоре. Полотенце я
накинул на шею как кашне для тепла и уютно устроился в кресле, обернувшись
поплотнее клетчатым жилетом из пледовой ткани.)
-Косаговский,
заходите.
Я зашел, сдергивая полотенце. Кстати о
полотенце. Перед этим ко мне зашла медсестра и сказала:
-С того
крыла, - она изогнула указующе изящную ручку над своим плечом, - на
гастроскопию с историей болезни, - она небрежно уронила что-то на край постели
у моих ног…
-Понятно, -
сказал я…
-И с
полотенцем.
Я, конечно, пришел без полотенца. Какая-то
женщина в халате взяла у меня из рук папку. Я сказал спохватившись:
-О, я забыл
полотенце, сейчас схожу…
-Да,
сходите спокойно, можете не торопиться…
-Хорошо, -
сказал я.
И вот я вошел с полотенцем… его постелили на край кровати у
предполагаемого изголовья, и положили на него мое лицо.
Дальше стремительно все было, в рот дали зажать
как боксеру какую-то белую штуковину,
нечто жесткое и с отверстием… в это отверстие и начали вкручивать довольно
ловко шланг толщиной с карандаш. Автоматически я начал тоже его заглатывать
-Не глотайте… не глотайте, - с расстановкой над ухом я услышал
несколько раз внушительным и громким голосом, но я с трудом пытался сдерживать
непроизвольные какие-то жадные свои
глотательные движения.
-Дышите
глубже. Глубже дышите…
Я начал дышать
так, как хватается утопающий за соломинку, но все равно, хотя желание
глотать стало забываться, и дышал я старательно и сильно, подстанывая
и, охая, иногда опять начинал глотать, сам не зная, зачем и когда это глотание закончится…
-Заканчиваю,
- успокоительно сказал врач, молодой мужчина, с отдаленной жалостью к моим
мучениям, и видимо терпеть не могущий ни воспоминаний об учебе, ни своей работы,
ни своей должности, ни естественно и больных…
Но последнее я замечал
краем глаза потом, когда встал с трясущимися руками и ногами. Он сделал еще
несколько поворотов у меня в груди и в желудке, и ловко вытащил все обратно,
брезгливо и быстро обтирая что-то, видимо трубку вытащенную, о мое полотенце.
-Вставайте
и сплюньте в полотенце.
Я покрутил
головой по комнате, силы ко мне постепенно возвращались, и заметил
двухсекционную раковину эмалированную, точнее керамическую с двумя кранами и, наклонившись,
сплюнул в раковину. Компания, двое мужчин и одна женщина, что призывала дышать
– оскорблено замерли. Дама мужественно
пыталась сопротивляться моей наглости:
-Плюйте в
полотенце, а не в раковину.
-Извините,
- сказал я промакивая губы, - мне кажется, более
естественно плевать в раковину – я опять наклонился и слегка сплюнул.
-Но в раковине мы моем руки и инструменты, - вежливо парировал мужчина,
что крутил раньше у меня в животе черный жгут, я почувствовал, что они очень
хорошо подготовились к дискуссии, а я импровизировал, будучи обессиленным,
после экзекуции…
-Извините…
и простите, - сказал я, - видите, я прошу у вас прощения… вот
уже три раза извинился, но мне кажется, более естественным все-таки
сплевывать в раковину, а не в полотенце.
Воцарилась пауза, не приятная, потому что
дискуссия зашла в тупик, я уже повторялся, и ничего нового не приходило в
голову, - а как Вам мой желудок
показался?
-Да, все в
общих чертах нормально, сказал мужчина вполне миролюбиво, - Вы можете идти, мы
все напишем в истории болезни.
-Хорошо, - сказал я, - спасибо, до свидания…
Может быть,
я пожалел их и «до свидания» не сказал?
***
Я не знал
чем заняться, даже поднялся пешком на 10 этаж. Медленно не спеша, зашел даже на
4 этаж в отделение нейрохирургии, чтобы спросить о своем давнем знакомом. Дело
в том, что 30 лет назад здесь работал мой знакомый, с которым я познакомился на корабле из Батуми в Одессу… я играл в кают-компании на рояле, а он
подошел ко мне и познакомился. Ну, так что же? Как раз в тот кабинет, куда я
случайно свернул, была приоткрыта дверь и какой-то седой еврей, одевшись,
собирался, видимо выключить свет и повернуть ключ в замке. Мы разговорились. Он
знал Семена Осиповича Шепса и сказал, что тот давно
уехал в Лос-Анжелос, я ему дал визитку, предполагая,
что приятное чувство, охватившее нас в воспоминаниях по давно знакомому нам
человеку, еще как-нибудь вернется не раз, если мы будем общаться.
Не зная чем
заняться, я еще написал стихотворение о довольно неприятном эпизоде, который на
всю страну размазывали несколько дней, юбилей детского поэта средней руки, а из
него делали знаковую фигуру столетия, советской эпохи.
Многоуважаемый Сергей
детский поэт и баснописец
Михалков
Я поделиться с вами истиной
из глубины души готов
Не знаю
правда нужно ли Вам это?
Наверно нужно
если Вы хотели быть поэтом
Читал я в детстве «Дядю
Степу»
и нравился мне великан
Что перешагивал крыши домов…
но я нашел изъян:
А почему тот великан
милиционером был?
Непроизвольно мысленно
я
автора спросил
И автор
зная много слов
куда-то подевался
А вопрошающий
увы
с самим собой остался
Хотел я друга приобресть
и мысленно дружить
И может быть... когда-нибудь...
его героем быть
Вернулся мысленно в избу
и на печи залег
Вот Ильей Муромцем в мечтах
я б быть
пожалуй смог....
Вот такова история Вашего читателя
Который искренне хотел прочесть
советского писателя .
***
Был Валера Дегунов подарил сотовый телефон, мы с ним постояли на балконе и я почитал ему несколько стихотворений.
***
Куда-то
зачем-то я спешил и видел: выходящих из лифта молодых людей (как студенты или
новые русские), они вышли гуськом и прошли торжественно и настороженно мимо
меня в длинных накидках, кое-где шитых золотом (церковники).
Наверно я
за полотенцем возвращался.
***
Я
рассмеялся в темноте, потом покрутился на подушке, пытаясь заснуть. Свет я
выключил после того, как померил температуру, удившись
злобно – (чувствую себя плоховато) в дыхании черт знает что. Я рассмеялся в
темноте и хотел заснуть, но потом мне пришло в голову записать, почему я
рассмеялся… Но, пока описывал весь фон и смех, и
температуру, и желание записать… то забыл, из-за чего был смех.
***
снова
включаю свет…
***
Вставал
попить сока с водой, Ѕ. Услышал, как сосед пьет в темноте (а уже скоро 4 часа)
и сам захотел пить, но зато вспомнил вроде бы, почему я рассмеялся.
Рассмеялся
я вот чему… Между прочим, открыл только что свой
температурный лист, что я завел, как меня учила мама и записал:
4 часа 37,3
кашель сухой мелкий дыхание частое не глубокое
Так вот рассмеялся я тому, что здесь есть две сестры
милосердия – полные противоположности, но лучше сказать иначе. Например, я бы
мог к хорошей подойти и сказать, что через смену до
Вас есть медсестра – ваша злобная карикатура. Но тихо… Я даже описывать не
буду, кто хороша, и кто плохая, а-то хорошую съедят… ти-и-и-и-х-х-х-о-о-о…
Шея
заболела. В груди теплится что-то вроде кошки завернутой в
белую простынь … это наверно боль засела втихаря.
***
-Без 15
шесть – на радиоэлектроскопию, - сказала медсестра, а
я на всякий случай переспросил, но что она ответила, забыл. А через час-два
мимо нее шел и спросил
-Так на
какую скопию?
Она в ответ
непонимающе и вопросительно глаза вытаращила, дескать, чего-чего?
-Вы мне
сказали пол шестого на какую-то там скопию: …
радио… электро…
А-а-а-а…, - сказала она, - изотопографию…
***
Температура
38. Я иду на сканирование живота. Полотенце взять забыл. Мне бок намазывают
холодным, как мне кажется, гелем (даже если его температура будет как в Крыму 30 градусов, он мне
покажется холодным, т.к. у меня 38). Я иногда подхватываю его пальцем, когда
мне кажется, что он стекает с бока и затечет на рубашку, что б не намокла.
-Вы мне
весь гель изведете, - сказала она.
Я вдруг
мрачно улыбнулся, глядя искоса на экран… Вот, думаю,
мы смотрим, господа, на желудок почетного члена Парижской Консерватории. Смотрю
во втором ряду белых халатов среди лиц, столпившихся перед экраном с бледно
черно-белой картинкой задумчиво – один тоже улыбается… я не
выдержал, и спросил:
-А Вы-то
чего улыбаетесь? Я же Вам не говорил, о чем я думаю? Что это желудок Почетного
члена Парижской консерватории?
Меня игнорировали и ничего не отвечали, как
игнорируют картинку в учебнике…
***
Чудесно до пол
первого ночи общался с заведующим отделением. Он оказался милейшим человеком –
ну просто таким, о котором я мечтал. Поистине, все мечты сбываются. Мы говорили о жизни, о женщинах, об изменах, о детях, о живописи, о
литературе, о медицине и о микробиологии… как он восхитительно рассказывал о
вирусах – оказывается их плодит, или точнее клонирует наша ДНК, как фабрика,
допустим выпус-кающая банки со сгущенным молоком,
вдруг иногда незаметно производит детали, из которых клеятся противные черные
галоши! Т.е. детали вируса, которые собираются дальше подталкиваемые
полярностями своих частей, т.е. электростатическими силами своих частей. Он
нарисовал две вот таких детальки, которые входили в друг друга, как в игре «сложи из
кусочков картинку»:
Вначале нашей беседы позвонила Таня, и говорила
о том, не может ли он мою пневмонию помочь долечить в 67 больнице. Он обещал
подумать, и мы продолжили наши беседы. Перед нами лежал белый шоколад и
мандаринчик, разломленный на дольки….
В
завершение (под занавес) я прочитал «Свадебный подарок»… Но вот что любопытно:
что-то обсуждая, я слушал его рассуждения о бесконечности ада, и вдруг нечто
мне представилось или я понял нечто, о чем ему тот час рассказал, едва
дождавшись паузы в его рассуждениях.
-Знаете, о
чем я подумал сейчас, слушая Вас? Я подумал, что вечное наказание в огне – тоже
есть вечное блаженство: искупления за грехи, и вечное наслаждение от
наступившего возмездия и сияния в этом истины…
-Да-да, -
улыбаясь задумчиво, соглашался он, и был очарователен как всегда своей улыбкой.
Я коротко залюбовался этим зрелищем и добавил.
-Но …
-…
-Но это
многих окрылит, и это не надо знать никому, я это не буду
записывать, - сказал я, сам себе, удивляясь, как я после вечного блаженства
оказался на пути к вечной муке, чего-то утаивать.
Впрочем, потом записал, т.к. мне кажется, что человек, думая о блаженстве
искупления и наказания, не свершит потом греха, т.е. не окрылится на грех, а
переродится помимо воли…
***
что-то было
в нашей беседе о морали, и речь зашла о том, что в учении Христа нет притчи о
том, что «не прелюбодействуй в сердце своем. Может быть, по инерции мои мысли
еще несколько раз ринулись в этом направлении, и написался такой текст:
ромашка отражаясь
в наших восторженных взглядах
будет стройнее
равнодушный взгляд ее ранит
порождая сомненье
в усилиях радовать нас
женщина счастлива
купаться в наших взглядах
когда мы отмечаем ее красоту
ранит ее равнодушье и черствость –
будто не достигает она
своего предназначения
радовать нас
присутствием каждоминутным
горе дуракам
в молитвах лбы расшибающих
равно горе и тем
кто перед видимой
роскошью преклоняется
пренебрегая невидимой роскошью
и силой заповедей господних
горе черство взирающим
на женщин
горе прелюбодействующих в мыслях
а истина в бескорыстной середине
в радости бескорыстной любви
ромашка отраженная
в наших восторженных взглядах
будет стройнее
сорванная ромашка увянет
все что увядает по нашей вине
подтачивает сердце
теряет оно убежденность
все что радуется в мире
от наших деяний
облегчает неустанную сердца работу:
радуя – радуемся
огорчая – в горечь
свою жизнь превращаем …
***
Когда мне Константин
Александрович показывал свою диссертацию, я читал заголовок его работы, а руки
мои вели себя странно, представляли и ощупывали его диссертацию, но тайно в
глубине прикидывали: вот так примерно на ощупь наверно покажется и моя работа
по хирургии…
Юра, как
заботливый сын, привез по моей просьбе черно-белый телевизор. Но как он дома
плохо показывал, так и здесь: бокс смотрели на первенство мира - где туфли, где
печатки, все перепутано. Мучение. Просил его позвонить моей первой жене и спросить
маленький телевизор (с ладонь экран), может даст на
время, мы его 25 лет назад покупали...
***
Пока идет
вокруг меня суета о переводе меня, например, в клинику им. Василенко лечить
пневмонию, я решил позавтракать. Да вспомнил стычку в окопах Склифосовского, а
следом за ней еще и еще…
Но хотя бы одну:
Говорит мне
Иван Александрович, самый молодой из всех и самый бодрый, и говорит он мне по
поводу моих сомнений, делать ли бронхоскопию:
-Или Вы нам
помогаете или … нет.
-Но я
пришел к вам с животом, и давайте лечить живот, зачем Вам бронхи? С бронхами –
потом.
Он опять в
загривок меня хочет кусать:
-Так Вы нам
не помогаете? Хотите выписываться домой?
-Ну, если,
по вашему мнению, мне пора домой, то давайте домой.
-Нет, по-моему мнению, Вам не надо домой, надо делать
бронхоскопию.
-Но, Иван
Александрович, зачем Вам мои бронхи нужны?
-Профессор
хочет раскрыть причину Вашей температуры… и потом... Вы заметили наверно, что никто ничего делать не хочет,
подумайте, а Вам предлагают ...
Он исчезает, пользуясь паузой размышлений. Я
исчезаю из приемной кабинета бронхоскопии к себе на 10 этаж в 8-ю палату,
пользуясь его отсутствием…
… Это все воспоминания. Бронхоскопия уже
состоялась... Мне показалось, что я слетал на луну в скафандре.
***
Естественно
запоминались контузии и ранения в окопной войне в институте Склифосовского. Вот
где меня косили, косили и не подкосили –
в окопах на первом этаже:
… У меня
температура 40. Меня послали к терапевту, чтобы он послушал. Я добрался до, кажется,
кабинета №7 и сел в кресло. Время от
времени я отрывался от кресла, «отрывал свой зад», как пишут профессиональные
писатели, и выглядывал в коридор в поисках человека в белом... Наконец какая-то
медсестра сказала мне, что врачу передали и «она придет». Наконец она пришла и
спросила:
-Кто Вы?
Мне надо было сказать «Почетный член Парижской
консерватории, как пианист и композитор - Юрий Косаговский, кроме того,
художник и писатель. Картины во всех странах мира у меня, а как литератор
публиковался в России, Прибалтике, во Франции и в Чехословакии». Но я сказал:
-Я с 10
этажа.
-Я Вас не
буду смотреть, у меня своих полно.
-У меня
температура 40, может быть послушаете мою грудь,
все-таки температура 40, я уже пришел к Вам, ну послушайте, пожалуйста…
-Нет, не
буду, - сказала она, и я начал искать ее начальника.
Перед этим
я видел надпись на двери «ЗАВедующий ОТДЕЛЕНИЕМ ……». Но сначала я ткнулся на
разведку туда, где была надпись поскромнее
«Врач-гинеколог»
-У меня
температура 40, а она меня слушать не хочет, - рассказываю седоватому мужчине в
пол голоса, - потому, что “это не по правилам”, а у нее есть начальник?
Гинеколог показал рукой напротив себя в стену,
мысленно по направлению заведующего, то есть того заведующего, у которого на
двери было написано «заведующий отделением….».
-Только не
говорите, что я послал, - добавил он тихо-тихо и заговорщески.
-Конечно-конечно,
- сказал я в том же ключе, тоне и интонации.
Наконец стучу в дверь за стеною напротив и
открываю ее – он с посетителями. Закрываю, жду. Стучу, открываю - он один, но
говорит по телефону. Закрываю, жду. Стучу, открываю.
-Можно?
Захожу. Сажусь. Кладу визитку перед собой.
Отдам, если он мне понравится.
-Я
художник, мои картины во всех странах мира, с другой стороны, я писатель, публико-вался в России,
Прибалтике, во Франции и Чехословакии, ну еще я пианист и композитор, участник
международных фестивалей. Я обращаюсь к Вам за … - я специально сделал паузу, чтобы подчеркнуть, что я не прошу
ничего сверх естественного, - … за … милосердием конечно: у меня температура
40, и я прошу всего на всего меня послушать.
-У нас это
не так делается, это не по правилам.
-Ну если уж я пришел, и температура 40, может быть все-таки
Ваш врач окажет милосердие и послушает меня, ведь это одна минута и все?…
-Это не так
просто, нужны снимки … и всякая всячина. И вообще все полагается делать
по-другому. Вы откуда?
-С 10
этажа.
-Сейчас я
позвоню к ним, они же сами знают, как это надо делать…
-Вы хотите
их поругать, я передам.
Я встал, он начал снова названивать, я сгреб
свою визитку и сказал.
-Ну ладно,
тогда до свидания… Вы хотите поругать нашего зав отделением, я передам…, -я
понял, что слушать не собираются, - так значит послушать мою грудь нельзя?
-Да, это
нарушение, правильно надо действовать по-другому и они знают, как, - он опять
потянулся к телефону.
А я встал,
кипя от неполученного милосердия, в груди, как помнит читатель, у меня уже было
40 градусов. Хотелось: то ли сигареты, то ли рюмки водки, то ли того и другого.
Я добрался до
10 этажа, почистил мандарин и, согнув корку,
выдавил едкую струю эфира из
кожуры себе в нос.
***
Таня дозвонилась до клиники им. Василенко. Воспаления по
снимкам они не увидали, пока могут говорить о бронхите, но все-таки живого
человека им бы увидеть лучше для диагноза. Но что там за фтизиатры? Каково довериться незнамо кому, когда у нас
есть Нина Андреевна. Это чудо – мыслящая, осведомлен-ная,
во всех смежных профессиях и процессах, т.е. мыслящая обо всем организме, да и
просто любящая медицину и потому так много знающая, вот уж не даром она
заведующая отделением – лучше в Елец позвонить к ней в больницу, и лечиться по
телефону - чем не известно к кому в
Москве, просить грудь послушать.
***
Побывал на прощание
у профессора Иванова. Петр Алексеевич сказал, что с музыкой мой диск еще на
компьютере не открыл, книгу читает, сказал, что если в легких ничего не найдут фтизиаторы, то можно
и важно подумать (чтобы исключить) – об опухоли, может быть доброкачественной,
она иногда способна перекрывать узлы всякие и вызывать …
-Температуру
или воспаление?
-Воспаление,
а как следствие и температуру.
Я восхищенный поблагодарил за драгоценную
беседу и за за уделенное мне время. Об искусстве, он сказал,
поболтать не может – какие-то дела. Что-то
буркнул о том, что как-нибудь потом это и получится, в общем-то, я плохо
все расслышал ... прощаясь, закрыл дверь
кабинета, и ... к себе в 8-ю палату.
***
Увы… если меня переведут в клинику им
Василенко, то я не скоро смогу показать свою работу по хирургии профессору и
получить его хоть какую-нибудь рецензию… А с
заведующим по отделению мы сблизились больше, и я сказал, что написал повесть,
которая называется «Работа по хирургии». Он показал рукой на компьютер,
дескать, набирайте, пожалуйста. Я сказал что, дома, не торопясь, наберу, он
прочтет предварительно работу по хирургии, которая находится внутри повести,
напишет на компьютере абзац в виде рецензии. Тогда повесть получит свое
завершение, и я все распечатаю, и, наконец, прочту всю повесть для всеобщего
развлечения.
***
Вечером Таня позвонила и сказала: суп у тебя
есть еще, давай завтра я не приду, отдохну один день? Я говорю ладно, и думаю, действительно, чего посещать
меня каждый день? И вообще, зачем посещать? Да и жить зачем, надоело. Но Танища приехала к обеду.
***
Как-то в
унылом настроении, когда мне показалось, что все очень гнусно, передо мной
мелькнуло нечто… и я записал…
***
Танище
привезла цветной французский телевизор к юбилею нашей свадьбы. (20 лет.) Значит сегодня 7 апреля и Благовещение...
А я ей в
качестве подарка написал стихотворение:
Сегодня много лет назад
Едва терпимо было в пиджаке
День очень теплым был
Мы окруженные родней
Объединили наши жизни
официально
Едва мы представляли будущее
А больше улыбались
сиюминутному
Представляя будущее
как путешествие по
Разным празднествам
Еле можно было дождаться в
Легкомысленных мыслях
Я это помню прекрасно –
конца
Бесконечного праздника и
начало
Легких будней наконец-таки
А когда они начались
ходили довольные по
Городу и все покупали и
покупали
Очень был нужен серый костюм
Впрочем и серое платье
Еще босоножки и туфли…
Щедрое солнце взирало
на наши путешествия
Еле прогнозируемые
по магазинам…
Но эти дни так далеки
И кажутся такими милыми
Еле возможно
удержаться от улыбки .
По вертикале
первых букв я написало название этого стихотворения.
...
Жить стало интереснее, но день
стал тяжелее. Посмотришь целый день телевизор, кажется
целый день штангу поднимал, но я
старался его к вечеру включать.
***
Линия
фронта с окопами, с борьбой за тело, и за жизнь, там проходила везде, но наиболее
ожесточенные бои велись на первом этаже…Но еще и
душа…. Душа барахталась в своих движениях. То она шла подземными переходами, и
у нее просили закурить: ну ты, дескать, лицо с Кавказа, дай закурить, а потом …
пихали и кричали, а потом она поднималась по ступенькам и рукой ощупывала,
что бок-то мокрый …. Кровь… просачивается из туловища снизу где-то и сбоку
чуть-чуть.
...
Это Миша у
окна рассказывал следователю, а душа слушала, металась потом по его рассказам
как рука пианиста по нотам. А следователь кричал: мы его
пытать не будем, пускай, как хочет, рассказывает, мало ли какие обстоятельства,
может, с друзьями поцапался и теперь выгораживает, мы его пытать не будем, -
кричал его голос, но за ним слышался другой спокойнее и более зловеще мешок целлофановый,
например, на голову, позадохнется чуть-чуть и может
поподробнее вспомнит ….
…
Или вот
душа просыпается через три дня, как Мишу уж выписали, просыпается в другом доме
и в другом теле, вовсе не кавказском, а в теле из Тамбова и точнее из Тамбовской
области. И просыпается во тьме однокомнатной квартиры, что тело зовут Денисом,
и оно снимает, будучи менеджером неплохой фирмы, эти темные апартаменты … и просыпается от множества уколов по телу и
крутится и извивается в темноте как от страшной щекотки и, проснувшись,
наконец, видит в проеме фигуру …
-Что происходит, - спрашиваю, но фигура сопит и шипит проклятия, идет на
меня, а тело мое удачно хватает слева за спиной гладильную доску и отмахивается
ею, наконец, доска застревает между моим телом и фигурой в проеме того некто… и
слева бочком протискивается в коридор, а по нему в ванную и запирается там. И тишина,
и вспоминает мое тело тогда, что в доме-то ночевал и одноклассник мой, а он-то
что жив ли? Кричу его и молчание. Еще кричу и кричу и в молчании голос:
-Тише ты,
не ори. Я здесь.
-Ты здесь?
…А что происходит? – спрашиваю и вспоминаю, что он уже три месяца у меня ошивается вместо недели, как говорили, и, наконец, обещал к
родственникам своим съехать. Я спрашиваю еще раз:
-А что
здесь происходит?
Тот долго
думает и молчит, и потом глухо бормочет:
-Молчи и
подумай сам обо всем
-А чего с
тобой-то случилось?
-Молчи. Не
спрашивай, потом объясню, а ты пока сам подумай, - отвечает, у меня же детей
двое и жена…. Понимаешь?
-Я-то
понимаю, а ты-то понимаешь?
-Понимаю...
что же делать, проклятье...
-Потому я и
говорю тебе, ты прямо сейчас звони 03, и мы вместе вызывали их, и мы
им вместе все расскажем, что другие двое напали и убежали, Рыжий со Шкандыбой, помнишь их, какие они отморзки
отпетые и неумытые в классе были , нам
поверят, а ты просто уезжай и все, тебя жена ждет и дети… Так
что звони, раз ты сам звонил, то на тебя не подумают. Так что звони и
уезжай.
Долго еще препирался с ним, он-то молчал
больше. Потом санитары сказали мне:
-Телефон
сотовый и деньги оставьте, ценные вещи в реанимацию не положено брать.
-Я тебе
потом сам привезу и деньги и сотовый, - говорит и этот … одноклассник
далекий.
...
Мрак и душа во мраке тыкается.
А глаза
открываются у тела моего собственного и уши слышат от его тела и души, что у
окна лежит.
-Озноб
сильный, Вы не спите? Юрий, позовите, пожалуйста, кого-нибудь!
По темному коридор в пять утра дохожу до ординаторской, стучу,
открываю дверь, справа по стене нащупываю в темноте сплошной выключатель,
включаю, иду в комнату. В белом халате не укрывшись, значит, мерзнет, лежит
врач.
-Извините,
говорю, мой сосед по палате с ножевыми ранениями жалуется на озноб
сильный, температура 40. Что ему
передать?
Врач
говорит, не открывая глаз, как «е2-е4»:
-Димидрол с анальгином.
Со второго моего визита он присаживается на
кушетке и звонит сестре, извиняется и просит сделать инъекцию.
Она
приходит, делает.
-Спасибо,
извините, что разбудили, - почти в унисон мы провожали сестру.
-Да ничего
страшного, все в порядке, - сказала она, звали ее Ольгой. И была она красоткой, на мой взгляд. Когда Таню провожал вчера, то эту
медсестру разглядел у лифта в цивильном платье без бело-зеленой формы
операционного отделения…
Была там еще
одна замечательная сестра, я называл ее белой вороной. Все неуловимо недовольны
были, что их беспокоят и любили покрикивать «не знаем, что колем, что доктор
прописал, то и колем, у него и спрашивайте…» А эта кричала на меня, когда у
меня боли были от камней в желчном пузыре:
-Что же Вы
молчите, Вы же в больнице, надо говорить, сейчас я Вам грелку со льдом сделаю.
Звали ее Галина Михайловна, как мою любимую
математичку в школе, в которую я был влюблен, и как она жаловалась моему отцу
будто бы я на уроке глядя на нее занимался
самостоятельным сексом с самим собой, но я этого не помню. У юношей память
избирательная. А фамилия у медсестры какая-то символическая - Чистова.
Я когда
заведующему отделением ее расхваливал то говорил:
-Ведь могла
быть фамилия Коловоротова, Мордасова, Мордорылова, а нет –
фамилия светлая приятная – Чистова.
***
Таня купила всем троим по бутылке дорогущего коньяка, впрочем,
цена зависела от иерархического старшинства. Самую дорогую – профессору, чуть поскромнее – заведующему отделением, и еще чуть поскромнее -
лечащему врачу самому молодому и самому бодрому.
***
Заведующему
и профессору я еще подарил стихотворение, написанное мной, чуть ли ни в первую
ночь, еще, когда я в холле лежал, а не
в 8 палате. Стихотворение я
написал от руки чуть покрупнее обычного подчерка,
наверху написал дарственные слова благодарности, например “...приятному
собеседнику, которым я мысленно любовался” или “с благодарностью за Ваши
драгоценные комментарии” т.д., а внизу расписался, указав год.
…
Наконец-таки был Константин Александрович и написал кое-что, в том числе исправил неверно написанные мною названия препаратов. Так, что сначала рецензия, а потом стихотворение.
Рецензия на работу Ю. Косаговского
«Тактика врача…».
В
представленной на рецензию работе автор поднимает актуальные и животрепещущие
вопросы современной медицинской науки, а именно: природу возникновения болевых
ощущений (истинный или мнимых) у больных с повреждениями грудной клетки, а
также особенности поведения медперсонала по отношению к такого рода больным.
По первому вопросу проведено глубокое умозрительное
исследование, наглядно демонстрирующее детальный и взвешенный подход автора к
данной проблеме. Складывается впечатление, что сделанные выводы основаны на
личных переживаниях автора, что лишний раз подчеркивает их достоверность!
Представляется несколько сомнительным описание самого механизма возникновения
боли (напр., что «кислород окисляет внутренние ткани…»), поскольку содержание
кислорода в артериальной крови выше, чем в окружающем воздухе. Хотя данная
гипотеза отражает творческий взгляд автора на понимание физиологических
процессов и может быть представлена к научной дискуссии в медицинской
периодике.
Второй вопрос проработан автором не менее детально.
Необходимо лишь дополнить, что представленный Ю. Косаговским
алгоритм действий медперсонала можно рассматривать как один из вариантов. В
качестве альтернативы может быть предложена другая деонтологическая
тактика, заключающаяся в полной изоляции больного от врачей, среднего
медперсонала, а также посетителей и других больных. В такой обстановке пациент,
оставаясь наедине с собой, быстро понимает, что помощи ему ждать не у кого, и
данная мысль, оформившись в головном мозге, заставляет его (мозг) мобилизовать
все внутренние ресурсы, направленные на выделение эндорфинов
(по сути «эндогенных морфинов»), которые являются наиболее сильными из всех
известных наркотических веществ. Таким образом, больной успокаивается и засыпает,
не требуя дополнительного расходования ценных медикаментов.
В заключение хотелось бы добавить, что исследование автора бесспорно, заслуживают одобрения, а его рекомендации
должны бить внедрены в практику хирургических стационаров ургентного
профиля.
К.А.А. 2003-10-11
Ну, а теперь стихотворение подаренное мною.
Из глубины веков великий
врач
великий Гиппократ
Не только клятвой знаменит
помноженной
сто крат
Студент закончив курс
всегда ее твердит
Не только клятвой Гиппократ
великий знаменит
Не только описанием болезней
и методам леченья
Хотя не знал он как Христос
конечно воскрешения
Он знаменит
на взгляд на мой
бесспорно наблюдением:
Врач тот конечно лишь хорош
в беседе с кем уже найдешь
начало облегчения
“Нет истины где нет любви ...”
наш Пушкин написал
И не об этом ли как раз
я притчу рассказал?
С о д е р ж а н и е
Из
событий того времени ………………………….3
Работа по
хирургии…………………………………4
Куда
плевать?……..…………………………………8
О старых
друзьях..…………………………………10
О чем я
смеялся в темноте…………………………12
Сканирование
живота………………………………14
Прекрасный
собеседник и Вечный котел…………15
Прелюбодействовать
ли в сердце своем…………..16
В окопах
«Склифосовского»……………………….19
Если
лечиться – то только по телефону!…………..23
Прощание
с профессором…………………………..23
«Множества»…………………………………………25
Блуждания
души……………………………………..25
рецензия
константина Александровича….29
Стихи на
прощание………………………………….30