антон Орешoнков
- это Живопись
Робинзона Крузо
Антон Орешoнков в «Музее Рондизма Фото 2004 года
«ЛУЖИ»
«ТОЧКА
СОЕДИНЕНИЯ»
Если
вы захотите увидеть Робинзона Крузо, не горюйте, что прошло несколько столетий
– он жив, он ваш современник и соотечественник, и живет в Москве. Как и Ньютон,
он не знал любви женщины, и не выезжал, кроме как на дачу, никуда из города,
более того он феноменальное явление природы, с точки зрения того, как может выжить человек в самых трудных и
неблагоприятных условиях. Хотя внешне это выглядело иначе. Родители с
высшим образованием, отдельная квартира, дача. (Многие наши выдающиеся
сограждане прошли через «коммуналки» и
без всяких дач.) Но это внешне, а на самом деле по своей болезни он ни на
минуту в жизни не был один, все время рядом отец или мать, и это взаимная пытка
и для наблюдаемого, и для наблюдателей. Нет школы,
института, прогулок наедине, прогулок с друзьями, чтения книг – ничего этого
нет. Но это как раз то, чего не было у Робинзона – нет ни книг, ни
человечества.
Я
выбрал его в свои ученики именно в тот момент, когда он лишился отца. (Теперь
его наблюдает только мать и одна или две ее подруги.) Выпив чашку чая в его обществе, я заметил страдающего
человека, но спокойно продолжающего линию ироничного подшучивания над всем
миром и самом собой - и в этом было много скрытой любви. Взглянув на него, я не
увидел для него никакого будущего кроме живописи, только живопись могла
откликнуться на муки этого человека, который уже 25 лет находился на необитаемом острове, так можно образно
говорить о его жизни до этого.
«СУМЕРКИ»
Но это было запрятано глубоко внутри,
т.к. внешне он вроде бы не мог поддержать беседу и уж тем более углубляться в
нее. Да и сейчас может быть не может на вербальном (словесном уровне), на
которым мы говорим и читаем книги, но еще есть великий, краткий бессловесный древний язык -
«интуиция», вот этот язык ему оказался подвластен, как выяснилось в
последствии.
«ЗНОЙ»
После
первых трех-четырех уроков я пришел в уныние, т.к. наталкивался на его
бесконечный негативизм, он ничего не принимал и все оспаривал, а кроме того, был крайне однообразен и примитивен, но отвергание - это тоже решение, а всякое решение достойно
похвалы, и я говорил «ну что же может быть и это правильно». И я продолжал
линию дзеновского воспитания: ничему не учить и этим давать самый главный
урок, что это (искусство) не скучно и находится только в абсолютной
власти личности. И только тогда, на мой взгляд, находится единственно свой
верный путь из миллиарда чужих дорог. В то же время всякий эксперимент с его
стороны рассматривался мной естественно как праздник.
Мое терпеливое уныние было вознаграждено - начались интересные работы, моя искренняя
радость от их появления была той соломинкой, которую создал сам утопающий,
далее он целый мост соорудил из соломинок, и вышел с достоинством из положения вечного уныния и муки, как для себя, так
и для окружающих, и став источником
радости. Я так же наслаждался его работами, как работами Кандинского,
потому что в них была и фантазия, и нежность и страсть.
«ВОПРОС»
Я говорил, что с ним невозможно что-либо
обсуждать и углубляться. Можно, но трудно. Недавно я показывал ему репродукции
и задавал вопросы. Я спросил, что ему больше нравится, голова женщины
Рембрандта или голова ангела Рублева? Он сказал, что Рублева. Что было
удивительно, т.к. изображение менее реалистично. Когда я спросил, прочему, он
мотивировал тем, что ему неприятны «темные тона» Рембрандта. Я спросил, а что
ближе к фотографии? он указал на Рембрандта. Это качество истинного поэта или
художника в высшем смысле слова – он выше ставит не внешнее правдоподобие, а
приятные ощущения (которые ведут к истине), что не уловимо на словесном уровне
логики. Разглядывая дорогу Коро и стог сена Мане, он
предпочел естественность, т.е. Коро и сказал, что у
Мане слишком яркие краски вокруг сена. Таким образом, он отверг приятные
развлечения импрессиониста для глаза,
поставив выше суровость естественности.
Сам
же он предпочитает не рисовать конкретности, а желает уноситься или в
космические дали или разглядывать границы реальности, на мой взгляд, и это
естественно, т.к. он устал от конкретности жизни более чем кто-нибудь.
«КОСМИЧЕСКОЕ
СТОЛКНОВЕНИЕ»
Вот я сказал слово «уноситься», и
действительно эта живопись это полеты над реальностью. В этом смысле, я бы ее
назвал бы флаеризм. Кто-нибудь скажет, что абстракционизм
Кандинского тоже полеты над реальностью, но все-таки разница в том, что у
Кандинского был выбор, и, желая обновить эстетику, он взлетел, но Орешенков не имеет выбора, он
не учился правильному рисованию, он просто улетает, потому что не может не летать.
Есть искусство традиционное, авангардное, экспериментальное, но есть и
искусство, которое на западе называли «искусством чистых сердец» или
«наивных», вот он относится к этому
искусству, поскольку он не учился на ученика, а учился на творца наедине с
красками и кистью (я же был только наблюдателем).
«ЦВЕТОЧНОЕ ПОЛЕ»
Если вы не
захотите развлекать свой глаз (может быть и достойным) зрелищем учеников
искусствa традиционного (в бесконечной степени, потому что все ученики
являются учениками предыдущих поколений учеников), или зрелищем авангардного,
или экспериментального искусства и захотите иметь дело с человеком, ведущим
репортаж из собственной жизни, увиденной собственными глазами, то вы оцените
это великое и мужественное, и истинное искусство.
Юрий Косаговский
2004-02-27
